Сумерки в полдень

— Ну, что… — начал он, но тут же оборвал себя и оглянулся, словно искал, где бы уединиться. Молча поманив Антона и Тихона Зубова за собой, советник направился к двери, полузакрытой драпировкой, распахнул ее и пропустил их вперед.

— Ну, что вам удалось увидеть и узнать? — обратился Двинский к друзьям, показав им на креслица у маленького письменного стола.

Антон взглянул на Тихона, как бы приглашая его начать рассказ, но тот отрицательно покачал густокурчавой головой, заметив, что главное должен рассказать Карзанов. Повинуясь взгляду советника, Антон коротко сообщил об этом главном.

— Кроме того, они договорились…

— Подождите о «кроме того», — остановил его Двинский. — Повторите, пожалуйста, слово в слово все, что говорил ваш англичанин, без отсебятины.

Немного обиженный Антон повторил. Двинский наклонился к Антону, хотя они сидели друг против друга, почти касаясь коленями.

— Точно? Ничего не забыли? Ничего не прибавили?

— Нет, — отрезал Антон. — Не забыл и не прибавил.

Вероятно, Двинский почувствовал обиду в его голосе и положил теплые пальцы на колено Антона.

— Не обижайтесь, точность — главное в таком деле. — Он потянулся к телефону, стоявшему на столе, и, сняв трубку, сказал кому-то: — Зайдите ко мне… Да, да, с блокнотом.

Минуты через две в комнату вошел широкоплечий паренек с большим разлинованным блокнотом. Советник молча взял из его рук блокнот и, надев очки в толстой роговой оправе, начал писать.

— Вот послушайте, — проговорил он, кончив писать и подняв голову: — «По сообщению источника, заслуживающего доверия, — Двинский поглядел поверх очков на Антона, — сотрудник английского посольства в Берлине в разговоре с ним сообщил, что Чемберлен во время встречи с Гитлером гарантировал мирное присоединение Судетской области к Германии в самое ближайшее время. Английский премьер-министр дал обязательство добиться согласия правительств Франции и Чехословакии на это присоединение. Окончательное соглашение будет выработано на новой встрече премьер-министра и рейхсканцлера, которая состоится в ближайшие несколько дней. Дата и место новой встречи пока неизвестны». — Советник снова взглянул на Антона поверх очков. — Все сказано? Или что-нибудь упущено?

— Кажется, все, — отозвался Антон, несколько покоробленный тем, что вдруг превратился в «источник, заслуживающий доверия»: ему хотелось, чтобы в Москве, куда, вероятно, посылается эта телеграмма, увидели его фамилию.

Шифровальщик ушел, а Двинский снова сел в кресло напротив Антона.

— Ну а теперь о «кроме того», — сказал он. Заметив недоумение Антона, советник напомнил: — Вы же начали говорить: «…кроме того, они договорились…» О чем они договорились?

— Они договорились устранить нас из Европы…

— Как это устранить нас из Европы?

Антон рассказал, что услышал от Хэмпсона на холодной улице ночного Берхтесгадена, и Двинский, снова положив свои теплые пальцы на колено Антона, опять заставил его повторить весь рассказ, а затем вновь спросил:

— Ничего не забыл? Ничего не прибавил? Никакой отсебятины?

Усталому и голодному Антону потребовалось усилие, чтобы ответить спокойно. Советник задумался, еще более нахмурившись: оживление, с каким он встретил молодых людей, исчезло.

— Придется вам, дорогие мои, — сказал Двинский наконец, — не поспать еще несколько часов. Нужно записать все, что вы узнали.

— Григорий Борисович! — взмолился Тихон Зубов. — Разрешите сделать это завтра утром. Мы же за эти две ночи и шести часов не спали, у меня под ногами пол вздрагивает и покачивается, будто я еще в поезде. Завтра с утра мы засядем и все напишем…

— Нет, Зубов, нет! — решительно объявил Двинский. — Утром все важное должно быть уже в Москве. Сами видите, время тревожное, положение дьявольски сложное, и сейчас даже крупинки информации — на вес золота…

— Тогда разрешите отлучиться хотя бы на час. Мы лишь в полдень немного перекусили в вагоне-ресторане и голодны как черти.

— Ну, это — дело легко поправимое, — сказал Двинский и пригласил их следовать за ним.

Они вернулись в переднюю и остановились перед дверью, за которой слышались голоса.

— У меня тут старые друзья, — шепотом поведал им советник. — Перекусим вместе…

В просторной комнате за длинным полированным столом, в котором отражалась хрустальная люстра, сидели, кроме Елены Федоровны, профессор Дубравин, Щавелев и уже немолодая женщина с увядшим, но все еще красивым лицом.

— Аленушка, — обратился Двинский к жене ласково и просительно, — перекусить бы, все проголодались, наверно.

— Хорошо, — отозвалась она. — У меня давно все готово.

— И мои молодые помощники перекусят с нами, — сказал он, выводя Антона и Тихона на середину комнаты. — Не возражаете?

Лишь после этого сидевшие за столом повернулись к ним. Елена Федоровна приветливо улыбнулась и наклонила голову в знак того, что хозяйка рада принять новых гостей. Профессор Дубравин скользнул по лицам молодых людей отчужденным взглядом: Зубова он мало знал, на Антона еще сердился. Женщина с увядшим, но еще красивым лицом посмотрела на них изучающе и благожелательно, улыбнулась и произнесла звучным молодым голосом: