Сумерки в полдень

Новый день, встреченный Антоном и Тихоном Зубовым в горах Баварии и законченный в Берлине, оказался долгим, утомительным и горьким. Поднявшись в холодном вагоне еще затемно, они поспешили вместе с другими к отелю, чтобы увидеть прощание английских гостей с немецким хозяином. Гитлер, однако, опять не удостоил британского премьер-министра своим появлением: прислал вместо себя Риббентропа и толстяка Ламмерса. Потом Антон и Зубов мчались в полицейской машине за лимузинами до вокзала, а там глядели, как дюжие эсэсовцы вели по мокрой платформе еще сонных и вялых стариков к их вагону и подсаживали в тамбур, точно впихивали тяжелые мешки с зерном. Затем, невыспавшиеся, голодные и раздраженные, друзья три часа тряслись в вагоне специального поезда, который с грохотом и свистом несся под уклон, обгоняя военные эшелоны. В Мюнхене, как и сутки назад, корреспондентов тут же доставили на аэродром, и дюжие молодчики снова провели их через пустой аэровокзал на черную асфальтированную «заплату» и поставили за спинами провожающих. Чэдуик, как и вчера, тут же начал пробиваться вперед, увлекая за собой других, и Антон опять увидел совсем близко высокую черную фигуру с худым, еще более морщинистым, чем день назад, лицом. Усталость и недостаток сна резко сказались на облике шестидесятидевятилетнего Чемберлена. Он вымученно улыбался, глядя в наведенные на его лицо фотообъективы.

— Господин премьер-министр! Сэр! — крикнул Чэдуик, втискиваясь в тесный кружок сопровождающих Чемберлена к самому самолету. — Могли бы вы сказать несколько слов для прессы?

Чемберлен устало взглянул на него.

— Все, что можно было сказать, уже сказано, — еще более визгливо, чем вчера, проговорил он. — Остальное вы скоро узнаете.

Чэдуик продвинулся еще на полшага вперед.

— Сэр! Вы довольны своим визитом сюда?

Премьер-министр вяло улыбнулся.

— Как вам понравилась Германия?

— Я видел не очень много, — ответил Чемберлен, — но то, что видел, понравилось.

— Что вам больше всего понравилось? — допытывался Чэдуик, заставив Антона досадливо подумать: «Не то спрашивает, не то! Нужно спросить: «Кто дал вам право распоряжаться чужой землей и решать судьбу народа, о котором вы даже ничего не знаете? Кто позволил вам благословлять Гитлера на захват «жизненного пространства» на Востоке? С чьего согласия вы замыслили «удалить Россию из Европы»?».

Ни сам Антон, ни Тихон Зубов, которому он еще ночью рассказал о разговоре с Хэмпсоном, не могли задать эти вопросы и теперь с раздражением прислушивались к визгливому голосу премьера:

— Мне трудно выделить что-либо одно. Все понравилось…

— А какое впечатление произвел на вас рейхсканцлер?

Вероятно, Чемберлен ждал этого вопроса. Плечи его встопорщились, и он бодро вскинул седую голову.

— Я уже сообщил моему правительству: у меня сложилось впечатление о рейхсканцлере как о человеке, на слово которого, если он его дал, можно положиться…

Устало и опасливо Чемберлен взобрался по лестнице, повернулся к провожающим, показал в заученной улыбке крупные зубы и, сильно согнувшись, влез в самолет. Дверь за ним сразу же закрылась, моторы взревели, обдав всех дымом и заставив попятиться. Подняв пыльный вихрь, самолет покатился к взлетной дорожке, пробежал по ней и взмыл над лесом.

Снова в полицейских машинах корреспонденты вернулись в Мюнхен, чтобы в вагоне, прицепленном к берлинскому поезду, отправиться в столицу. Путь в Берлин был длинен и скучен, и корреспонденты, дремавшие в своих купе, лишь изредка оживлялись, бросаясь к окнам: по аутобанам, широким автомобильным дорогам, над которыми проносился поезд, шли танки, мчались грузовики с солдатами. И этой грозной процессии не было конца. Антон обрадовался, когда вечером они наконец оставили вагон и влились в поток пассажиров, устремившийся под гулкие своды столичного вокзала.

В полпредстве, куда они поспешили, чтобы рассказать о том, что узнали в Берхтесгадене, их встретил лишь дежурный; не выслушав их до конца, он посоветовал им отправиться по домам и выспаться.

— Позвоните советнику, — обратился к нему Антон. — Попросите его спуститься.

— Не могу я просить Григория Борисыча спуститься. Он занят.

— Дайте нам пройти к нему хоть на минуту. Мы сообщим ему, что узнали, и тут же уйдем.

— Проходите, — сурово разрешил дежурный. — Но я скажу Григорию Борисычу, что вы прошли самовольно.

— Говори, что хочешь, — проворчал Тихон Зубов, увлекая Антона в тихий, почти темный коридор, ведущий внутрь здания.

Поднявшись по крутой лестнице, они остановились перед высокой, обитой кожей дверью. Тихон позвонил. Дверь распахнулась, обдав их светом и теплом. Перед ними стояла хорошо одетая пожилая женщина.

— Простите, Елена Федоровна, — заговорил Тихон. — Нам нужен Григорий Борисович.

Женщина, не обнаружив ни удивления, ни досады: вероятно, привыкла к неожиданным вторжениям посторонних в свою квартиру, — отступила в сторону и жестом пригласила войти в переднюю, потом приоткрыла дверь в комнату, откуда доносились голоса.

— Гриша, — позвала она, — к тебе пришли.

Двинский, появившийся через минуту, заулыбался, увидев молодых людей.