— Когда нам говорят: пятнадцать человек из ЦК выкинули, мы отвечаем: экие вы демократы! Товарищ Сталин говорил, что для нас формальный демократизм — пустышка; я осмелюсь это повторить. Для нас интересы партии и партийного влияния на движение, в котором 3 миллиона комсомольцев и пионеров, — все.
«Накануне съезда, — рассказывал Александр Мильчаков, — когда комсомол и его актив играли немалую роль во внутрипартийной борьбе, Сталин особенно часто беседовал с нами, секретарями ЦК комсомола. Раз он пригласил первого секретаря ЦК РКСМ Николая Чаплина и меня к себе домой. В назначенный час мы стояли у дверей сталинской квартиры. Позвонили. Дверь открыла Аллилуева, пригласила войти, а сама ушла в другую половину квартиры.
Мы оказались в комнате, уставленной книжными полками. В глубине через раскрытую дверь видны кабинет, письменный стол, лампа. Сталин разговаривал по телефону. Он вышел к нам, поздоровался, пригласил сесть:
— И курите, не стесняйтесь.
Сталин решил в домашней обстановке, спокойно и неторопливо поговорить с нами о положении в партии. Он говорил об оппортунизме Зиновьева и Каменева, об их «штрейкбрехерстве» в октябре, брал с полки книги Ленина, зачитывал ленинские характеристики Зиновьева и Каменева. Останавливался на последних ошибках зиновьевцев, на их «вылазках» в ленинградской печати. Он едко высмеивал их отрыв от практики, от жизни, называя их интеллигентами, вельможами, ничего не смыслящими в деревенской жизни.
Далее Сталин раскритиковал Бухарина, снова привлекал ленинские оценки теоретических заблуждений Бухарина. Досталось Бухарину и за правый уклон, и за «всегдашнее трусливое примиренчество», и за совпадение его взглядов с настроением Н.К. Крупской, «которая скатывается в объятия оппозиции».
Казалось, секретарь партии учит уму-разуму молодых коммунистов, секретарей комсомола. Но Сталин не мог скрыть, да и не скрывал личной неприязни к названным лицам. Получалось, что лидеры оппозиции и «примиренцы к ним» − люди конченые, отпетые враги. Сталину заранее известно, что в лоно партии они не вернутся, вопрос их отсечения − лишь дело времени.
Поразил руководителей комсомола заключительный штрих в беседе. Сталин прошел в кабинет, взял со стола список членов и кандидатов ЦК:
− Абсолютное большинство в ЦК − за генеральную линию партии, оппозиционеров всех мастей − меньшинство. Есть еще незначительная кучка людей, представляющих «болото». Таким образом − все ясно. Оппозиционерам − крышка.
Когда Чаплин и Мильчаков собрались уходить, Сталин сказал:
− Я провожу.
Накинул на плечи меховую куртку, надел на голову шапку-ушанку и вышел с нами. Часовому показал книжечку члена президиума ЦИК СССР:
− Пропустите товарищей, они были у Сталина.
Чаплин и Мильчаков медленно шли к Дому Советов.
− Ну как, что скажешь?
− Все бы хорошо, да уж больно он злой…
− Да, их он ненавидит.
− Он для себя, как видно, давно решил вопрос об их судьбе, из ЦК их уберут…
− А список цекистов с пометками: «за», «против», «болото»? Организатор он отменный, у него все подсчитано…
− Но Ильич не хотел, чтобы лидер партии обладал такими чертами характера, как грубость, нелояльность к товарищам…
− Он их давно не считает товарищами, он и нам внушает: это − враги, враги, враги…
Николая Чаплина расстреляли в 1938 году. Александра Мильчакова в том же году арестовали. Он отсидит шестнадцать лет…
Глава ведомства госбезопасности Дзержинский написал длинное прочувствованное письмо Сталину о Зиновьеве и Каменеве, которые «подняли борьбу за свою власть». Возмущался: «Удалось Зиновьеву предварительно, по-заговорщически, деморализовать всю официальную Ленинградскую организацию и привлечь Надежду Константиновну».
Письмо Дзержинский, не доверяя секретарям, написал от руки. Хотел послать копию Крупской, но передумал.
Надежда Константиновна пыталась поддержать своих личных друзей и друзей ее покойного мужа Зиновьева и Каменева против Сталина. Не понимала, насколько это опасно. Она получила слово на съезде и произнесла самую свою знаменитую речь. Больше она так откровенно не высказывалась.
Надежда Константиновна призвала делегатов съезда и всю партию сохранить атмосферу свободного высказывания различных точек зрения:
— В борьбе с меньшевиками и эсерами мы привыкли крыть наших противников, что называется, матом. Нельзя допустить, чтобы члены партии в таких тонах вели между собой полемику. Необходимо поставить определенные рамки, научиться говорить по-товарищески. Сомнения, взгляды должны обсуждаться на страницах прессы. Последнее время этого не было, отдельные мнения не получили выражения на страницах нашего центрального органа… Я думаю, тут неправильно раздавались выкрики по адресу товарища Зиновьева, что это позор, когда член политбюро высказывает особую точку зрения. Съезду каждый должен сказать по совести, что волновало и мучило его последнее время.
Она говорила долго, превысила регламент. Председательствующий поинтересовался:
— Надежда Константиновна, сколько времени вам еще нужно?
Раздались голоса:
— Продлить время!
И тут Крупская произнесла слова, взорвавшие зал: