Сумерки всеобуча. Школа для всех и ни для кого

I. Общегражданское образование. 1) Гимназия пастора Глюка. В 1702 г. при взятии Мариенбурга попал в плен и оказался в Москве саксонец Эрнст Глюк, чьей служанкой была Марта Скавронская – будущая Екатерина I. Он получил широкое образование, был знатоком не только нескольких новых и древних, но и латышского и русского языков. Вскоре ему поручили открыть гимназию, для которой выделили здание на Покровке, во дворце боярина В. Н. Нарышкина; штат состоял из 7 учителей, на содержание назначено было 3 тыс. руб. В Указе от 25.02.1705 г. говорилось: школа открывается для обучения детей «всякого служилого и купецкого чина… которые своею охотою приходить и в ту школу записываться станут». В программу входили география, ифика, политика, латинская риторика, философия деятельная и картезианская, французский, немецкий, латинский, греческий, еврейский, сирийский и халдейский языки, танцевальное искусство и поступь немецких и французских учтивств, конная езда и берейторское обучение лошадей. Некоторые ученики были на собственном содержании, большинство же поступало в «кормовые ученики», на казенный кошт. Руководитель гимназии сочинил на русском языке краткую географию, русскую грамматику, лютеранский катехизис, молитвенник, составил славяно-латино-греческий словарь, перевел учебные книги Я. А. Коменского «Преддверие», «Открытая дверь языков», «Мир чувственных вещей в картинках». Учителями в школе были в основном приглашенные иностранцы, в 1706 г. их было 10. Скептически отзывается об Э. Глюке X. Манштейн: «Человек этот, обладавший познаниями и сведениями в такой только мере, как любой деревенский священник, сумел однако же прослыть за гениальную личность, потому что знал основательно русский язык… Глюк вызвал несколько студентов богословия лютеранского вероисповедания и при обучении в своей школе следовал во всем правилам шведской церкви, а для того чтобы нисколько не уклониться от них, перевел даже несколько лютеранских гимнов весьма плохими русскими стихами…» Желающих учиться было немного – в 1706 г. всего 40 человек. После смерти Э. Глюка в мае 1705 г. гимназия была отдана под надзор магистру философии И. В. Баузе (Паусу); она влачила жалкое существование, некоторые из ее учеников перешли в Славяно-Греко-Латинскую академию, другие переведены в Петербург или отправлены завершать учение за границу. Вскоре она прекратила свое существование; в 1715 г. последние ее учителя были переведены в Петербург. 2) Академический университет. По плану Петра I, одно учреждение «с малыми убытками, тое же бы с великою пользою чинило, что в других государствах три разные собрания чинят». В Академическом университете должны были преподавать академики; в 1726 г. было выписано 8 студентов из Германии, содержавшихся за счет казны; некоторые из них сделались впоследствии известными учеными (Г. Ф. Миллер, Г. В. Крафт, А. Б. Крамер, И. Г. Гмелин). Профессора и адъюнкты ходили на лекции друг к другу, чтобы увеличить число слушателей. В 1747 г. в связи с созданием Регламента Академии были назначены пять профессоров специально для университета; он предполагал 12 кафедр и 30 студентов. В 1748 г. В. К. Тредьяковскому было поручено набрать в ученики семинаристов из Новгорода, Петербурга и Москвы. Шесть академиков назначены для чтения лекций; Г. Н. Теплов составил проект Устава университета, утвержденный Президентом академии 10.08.1750 г. Ни эти меры, ни усилия Ломоносова не привели к процветанию университета. Последний пытался поправить дело с помощью дарования учащимся привилегий и прав; смерть Императрицы Елизаветы помешала ему добиться этого. Он признавался с горечью: «При Академии Наук не только настоящего университета не бывало, но еще ни образа, ни подобия университетского не видно». Бумажное существование этого высшего учебного заведения, лишенного подготовленных студентов, видно и по словам Президента академии гр. К. Г. Разумовского (1757): «От давнего уже времени ни один профессор в университете лекций не читает, и академические студенты находятся без всякого учения». Через сорок лет, как и при основании, в университете было 9 студентов. Иногда их бывало еще меньше: в 1782 г. – двое, в 1783 – столько же, причем оба не могли даже переводить с немецкого. На студентах сказывалась грубость нравов того времени: их секли розгами, сдавали в матросы, иногда переводили в гимназию с правом слушать лекции (жалованье гимназистов было меньше). Более успешными были приватные занятия академиков с учениками, иногда на дому; таким образом те готовили себе помощников, из которых вырастали достойные ученые. Призрачное существование университета прервалось в 1805 г., когда, в связи с общей реформой системы образования, его решили упразднить. Академическая гимназия. Для устройства гимназии и управления ею был приглашен из Пруссии проректор Кенигсбергской кафедральной школы профессор древностей Ф. 3. Байер, ориенталист, знаток китайской литературы. Контракт с Академией предоставлял инспектору самые широкие полномочия; он устанавливал лишь время учения – от 9 до 11 ч и от 14 до 16 ч. Байер разделил гимназию на две школы: немецкую, или приготовительную, подразделенную на три класса, и латинскую (два класса). Предполагалось, что посещать гимназию можно как для прохождения всего курса, так и для изучения отдельных предметов (прежде всего иностранных языков). В 1726 г. в гимназию было принято 112 учеников, среди них дети из знатных фамилий (Голицын, Бутурлин). Сильный удар по преподаванию нанес отъезд двора Петра II в Москву, куда устремились прежде всего знатные ученики. Поступление сокращалось: 58 учеников в 1727 г., 26 в 1728. В 1729 г. это число было резко повышено (до 74 учеников) за счет выходцев из низших сословий, как правило, не кончавших курса; уже на следующий год цифра вновь поступивших упала до 14. Учреждение Шляхетского корпуса нанесло гимназии непоправимый удар; она не давала – в отличие от последнего – чинов и прав по службе. Дальнейшая история гимназии полна неудачных попыток поставить ее на ноги. По ходатайству президента Академии бар. И. А. Корфа в 1735 г. Сенатом было выделено 3000 руб. на содержание учеников; 20 студентов затребовали из Московской академии; просили представить их и из других семинарий. Эта мера дала только 12 учеников из Москвы. При следующих ректорах – И. Э. Фишере и М. Шванвице (1735/36 и 1736–1738) число учеников упало до 28, причем и из них многие не ходили в классы, в 1737 г. – до 17 учеников. Очевидное разрушение гимназии вызвало создание академической комиссии из акад. Х. Гольдбаха и профессоров Ф. З. Байера, Л. Эйлера и Г. В. Крафта. Записка Фишера, поданная в комиссию, так характеризует общественные запросы, с которыми педагог столкнулся в России: «Здесь напирают главным образом на практичность, в особенности на науки математические, полезные для страны в военное и мирное время. Поэтому при учреждении гимназии в России нужно в особенности сообразоваться с этими взглядами». В 1738 г. после смерти Байера инспектором был назначен Крафт. По проекту его устава гимназия была разделена на 6 классов, три низших, русских, и 3 высших, латинских, где должен был преподаваться и греческий язык; кроме ректора и инспектора, предполагались должности конректора и проректора. Только в 1739 г. в программу вошел Закон Божий. По Штату 1747 г. гимназии было положено 5 учителей (чтения и письма, арифметики и геометрии, латинского, немецкого языков и рисовальный); предполагалось иметь 20 казенных стипендиатов; преподавание должно было вестись на русском языке (это требование оказалось неисполнимым за отсутствием подготовленных русских учителей). Среди руководителей гимназии впоследствии мы сталкиваемся с такими крупными фигурами, как С. П. Крашенинников (1750–1755), Н. Н. Поповский (1753) и М. В. Ломоносов (с 1758 г.). Ломоносов завел пансион на 40 (впоследствии 60) учеников и заменил нижние немецкие классы русскими. Ему приходилось, как и предшественникам, разрешать административные вопросы с учителями из недоучившихся студентов, пропускавшими занятия от «пьянства и гуляния». Попытки заполнить ученические и преподавательские вакансии не давали особого успеха; так, в августе 1764 г. из 13 учеников низшего класса было переведено в средний только З. Ломоносову удалось добиться ухода противника его демократических идей инспектора гимназии профессора К. Ф. Модераха и заменить его С. К. Котельниковым, применявшим традиционные меры строгости. Сам Ломоносов считал, что привел гимназию в порядок; академическая конференция смотрела на дело иначе: «Ученики принимаемы были более для скорейшего наполнения числа, не рассматривая при том их лет, состояния и способности к наукам, и набираемы были из самой подлости, почему не имели доброго воспитания, а в общежитии о поправлении сего недостатка никакого попечения не приложено…» После смерти Ломоносова, в 1765 г., при гимназии было создано малолетнее отделение по системе Бецкого; открыт пансион, порученный классным дамам. 23.10.1767 г. произошло чрезвычайное происшествие: ученики подожгли гимназическое здание. В 1777 г. был составлен комитет из академиков для исправления гимназии. Кн. Дашковой, руководившей Академией в 1783–1796 гг., удалось улучшить материальную, но не учебную часть заведения. Академическая гимназия умерла естественной смертью в 1805 г. вместе с Академическим университетом, принеся, однако, ту пользу, что из ее стен вышло несколько весьма крупных фигур в истории России XVIII столетия, 3) Императорский Московский университет и его академические гимназии. Знамениты слова М. В. Ломоносова в письме к И. И. Шувалову: «При Университете необходимо должна быть гимназия, без которой Университет, как пашня без семян». В общественном сознании гимназии не отделялись от университета: В. А. Нащокин в своих «Записках» фиксирует: «Сын мой меньший Иван, от рождения своего имея 8 лет, отправлен из С.-Петербурга в новоучрежденный университет»; о том же свидетельствует Фонвизин в «Чистосердечном признании». Университет состоял из трех факультетов – юридического, медицинского и философского (в отличие от образцов протестантских стран, в нем не было богословского факультета); кураторами были назначены И. И. Шувалов и Л. Л. Блюментрост; в 1760 г. к ним добавился Ф. П. Веселовский. Директором был назначен A. M. Аргамаков; вскоре (1757) его на этом посту сменил И. И. Мелиссино. Среди начальников университета (директор в 1763–1770 гг., куратор с 1778 г.) крупнейшей фигурой был поэт М. М. Херасков. Штат состоял из 10 профессоров и был укомплектован частично за счет приглашенных из Германии специалистов (И. М. Шаден, Ф. Г. Дильтей, И. И. Ю. Рост и др.), частично – за счет русских профессоров из Петербурга (Н. Н. Поповский, А. А. Барсов); при университете были заведены газета «Московские ведомости» и типография. 21.07.1758 г. как филиал университета учреждена гимназия в Казани на тех же правах, что и московские; в 1788 г. она была закрыта «за недостатком средств» и возобновлена при Павле, в 1797 г., с подробным преподаванием военных и математических наук. Крупнейшие фигуры среди ее выпускников XVIII – начала XIX в. – Г. Р. Державин и С. Т. Аксаков. Первыми студентами университета были выпускники духовных семинарий; лишь в 1759 г., из-за высокой требовательности Шадена, он получил студентов из числа собственных гимназистов. Вообще первых было немного: в 1760 г. 30, в 1787 – 82. С университетом тесно связана деятельность Н. И. Новикова и московских масонских кругов, основавших Педагогическую семинарию (1779) и Собрание университетских питомцев (1781) и развернувших широкую книгоиздательскую и просветительскую деятельность, пока московских масонов не постигла катастрофа 1792 г. Проект регламента для гимназий был написан Ломоносовым. Первым ректором стал тюбингенец И. М. Шаден, последователь Лейбница и Вольфа, исполнявший эту должность в течение 20 лет; 6.11.1756 г. университетская конференция поручила ему представить план обучения в гимназиях, что и было исполнено 9 числа. Свое образование Шаден строил на философии, которую он почитал важнейшим предметом для благородного юношества, и древних языках; разночинцы изучали в основном последние и математику. Шаден был противником модных в то время взглядов на воспитание Руссо и Базедова и противопоставлял их космополитизму патриотическое сознание долга перед Отечеством: «Если воспитание… целиком заключается в том, чтобы пытаться сформировать у юношества филантропию, то есть некую любовь ко всему человечеству, то, хотя такое намерение и похвально, но, противореча законам природы и не соответствуя нынешнему состоянию человечества, оно далеко от того, чтобы приносить пользу обществу». Человек связан с тремя различными сферами, которые должны быть отражены в его образовании: природной, человеческой и Божественной. Им соответствуют три ряда дисциплин: для первой важны естественная история, анатомия, общая и экспериментальная физика, а также экономика (наука о полезных природных продуктах). Душа ее – математика. Сфера общественная представлена правом: естественным, общим публичным, (между)народным, божественная – богословием; они, вместе с философией, не могут существовать без истории с хронологией. Ни одну из этих дисциплин не следует давать свыше необходимого, преподавание можно и должно ввести в разумные рамки. В программе 1757 г. Шаден предлагал преподавание еврейского и халдейского языков; программа следующего года их не содержит, и можно предположить, что идея эта не нашла отклика. Впрочем, иногда в Объявлениях и программах встречается татарский язык; после 80-х гг., когда мы можем подробнее проследить ход учения, он исчезает. Вторым лицом был инспектор гимназии; он также должен был назначаться из профессоров, и предпочтительно из русских, для лучшего общения с учениками; эту должность занимали то Дильтей, то Поповский, то Фроманн; Поповский весьма тяготился этими обязанностями, отвлекавшими его от литературных трудов. В должностные обязанности инспектора преподавание не входило. Гимназии были разделены на четыре школы (Российскую, Латинскую, первых оснований математики и наук и знатнейших европейских языков, т. е. немецкого и французского). В каждой школе было по три класса, кроме последней, разделенной на два. В первую половину дня в основном преподавались древние и современные языки, во вторую – математика и изящные искусства. Первоначально при гимназии был отдельный класс для художников, рассчитанный на 24 ученика; в 1757 г. он был переведен в Петербург, став ядром основанной указом от 6 ноября Академии художеств. Занятия по основным предметам проходили в понедельник, вторник, четверг и пятницу; среда и суббота отдавались высшим предметам. Постепенно – от ежедневного до двух раз в неделю – сокращалось преподавание Катехизиса. Существовали значительные вольности: можно было выбирать преподавателей и (вопреки мнению Ломоносова) переходить в старшие классы по некоторым предметам, не сдав прочие. Дворяне и разночинцы питались отдельно и носили (до Павла) разные мундиры. Учебный год венчали торжественные собрания, на которых присутствовали университетские профессора и видные представители московской аристократии. Произносились речи на русском и латинском языках (сочиняли их профессора, гимназисты выучивали наизусть), успевшим в науках вручались награды. Вторым ректором гимназий стал знаменитый эллинист Х. Ф. Маттеи. Однако в период его ректорства важная роль выпала на долю инспектора И. Г. Шварца, устранившего злоупотребления начального периода и гуманизировавшего методу преподавания. Сам он взял на себя преподавание немецкой стилистики. Из гимназических ректоров позднейшего периода следует отметить И. В. Л. Мелльманна, широко образованного ученого, чья карьера в России сложилась трагически. О положении дел в гимназии любопытные подробности сохранил князь Ф. Н. Голицын, бывший куратором Университета в 1796–1803 гг.: «Я не могу довольно похвалить и всю честь приписываю как управляющим, так и наставникам… Но паче всего мне полюбилось и достойно всякой похвалы, что воспитание юношей было препоручено двум, как называли тогда, эфорам. Они, по своему попечению и в исправлении своей должности, были образцовые люди и каких редко найтить можно. От такого порядка и усердия питомцы себя вели так хорошо, что никогда не было слышно ни шалостей, ни шуму, и редко когда которой из них был наказан». После реформ 1804 г. гимназия стала ненужной; однако товарищ министра М. Н. Муравьев, сам ее выпускник, сумел отстоять ее и сделать ее рассадником ученых чиновников для министерства; она погибла в пожаре 1812 г., после чего решено было ее не восстанавливать (о чем жалели многие профессора и просвещенная московская публика). Среди ее видных учеников, кроме уже упомянутых, Н. И. Новиков и Г. А. Потемкин (уволены в один день «за леность и нехождение в классы»), крупные дипломаты Я. И. Булгаков и А. Морков, А. Ф. Мерзляков и другие профессора Московского университета. 4) Благородный пансион при Московском университете. Академические гимназии при Московском университете не могли удовлетворить всех желающих получить образование; этому факту обязано своим существованием учебное заведение, где учились такие выдающиеся деятели на самых различных поприщах государственной службы, науки и словесности, как А. П. Ермолов, В. А. Жуковский, С. П. Шевырев, М. Ю. Лермонтов, Д. А. Милютин. О дате его основания единого мнения нет: С. П. Шевырев приводит в качестве таковой объявления «Московских ведомостях»: № 100 за 15.12.1778 и № 2 за 5–01.1779; за эту же дату выступает мемуарист Н. В. Сушков и автор «Обозрения Москвы» А. Ф. Малиновский. Н. С. Тихонравов и Э. Е. Шишкова предлагают более раннюю дату: 1776 г., аргументируя это существованием учебного заведения de facto уже до 1779 г. (данные пансионских документов противоречивы и называют то одну, то другую). Пансион просуществовал до 1830 г., когда по распоряжению Николая I был преобразован в Дворянскую гимназию; мы же ограничимся его описанием в XVIII столетии. Первый период деятельности пансиона связан с И. А. Геймом, прекрасным ученым и преподавателем, знатоком языков, географии и статистики, впоследствии двенадцать лет находившимся на посту ректора Университета. Благородный пансион жил по его законам, его питомцы подвергались тем же взысканиям и получали те же награды за успехи; начальство умело возбудить в молодых дворянах честолюбивую ревность к занятиям. Об одном из учеников Пансиона, Д. И. Вельяшове-Волынцове, И. Снегирев вспоминает: «Покойный Дмитрий Иванович говаривал: "я не радовался столько, получив Полковничий чин, сколько тогда, когда подарена была мне первая книга за прилежание". – Однажды, когда он отличился при испытании, в присутствии Ангальт-Нассавского принца – сей герой, восхищенный его ответами из класса Богословии и Математики, сам просил почтенного Куратора Мелиссино удостоить Вельяшева награды золотою медалью. Дмитрий Иванович, вместо одной, получил две медали. Все это происходило в глазах его отца, от радости плакавшего. Сей заслуженный Генерал подошел к Принцу, хотел его благодарить; однако не мог ничего сказать, кроме слов: "ето мой сын!". Растроганный герой понял его чувства и молча пожал ему руку». Второй период деятельности Пансиона и его славная репутация связаны прежде всего с деятельностью выдающегося педагога Антона Антоновича Прокоповича-Антонского, преподававшего естественную историю в пансионе с 1787 г. и ставшего его инспектором и бессменным руководителем в 1791 – вплоть до 1824 г. Педагогические взгляды А. А. Прокоповича-Антонского изложены в его работе «О воспитании»: «Первым правилом воспитатель должен поставить себе то, чтобы заблаговременно исследовать способности воспитанника… и сообразно силам и дарованиям молодого человека размерять труды об нем и старания… Внутренняя наклонность всегда готова раскрыться в нас; надобно токмо удачно тронуть ее». В нагрузке на ум и на память следует придерживаться разумной середины. Важнейшая тренировка памяти – изучение языков. Ум обогащается прежде всего историей. Но, кроме рассудка и памяти, есть еще и воображение, и развивать нужно и его: «История натуры для детей гораздо полезнее, нежели как обыкновенно думают… Молодые люди то скорее понимают, что ближе к чувствам и более действует на воображение». Из искусств – в согласии с античными воззрениями – полезнейшим для воспитания души оказывается музыка. Ни гипертрофия публичного воспитания (Спарта), ни домашнего (Рим) не полезны. Также бесполезны путешествия. Идеальным типом воспитания Антонскому представляются Афины – золотая середина, отбрасывающая крайности. Педагог-практик оказался на высоте своих взглядов: «Всегда бодрый и деятельный, всегда строгий и добрый, неизменный в лице и привычках, знавший всему меру, воздержанием умевший как будто остановить свою старость, всегда готовый ободрять без лести и притворства, всегда чуждый охладительного слова, вовсе невинный в современном искусстве искания популярности» (С. П. Шевырев). Большое внимание уделялось литературным занятиям: для сочинений и переводов воспитанников пансиона был широко открыт московский журнал, сменивший за период 1791–1807 гг. пять названий: «Чтение для вкуса, разума и чувствований», «Приятное и полезное препровождение времени», «Иппокрена, или утехи любословия», «Новости русской литературы», «Минерва», не говоря уже об альманахах: «Распускающийся цветок» 1787 г., «Полезное упражнение юношества» 1789, «Утренняя заря» 1800, 1803, 1805–1808, «Чертеж науки и искусства» 1804, «Каллиопа» 1815–1817 и 1820 гг. Литературное мастерство оттачивалось и в Собрании воспитанников, первым председателем которого стал Жуковский. Антонский постоянно бывал на заседаниях Общества; он приглашал для участия в них видных писателей: И. И. Дмитриева, Н. М. Карамзина. 5) Институт Благородных девиц в Смольном монастыре был создан по проекту И. И. Бецкого (Устав подписан 5–05–1764) и, просуществовав 153 года, был закрыт в 1917 г. Общий курс был рассчитан на 12 лет, разделенных на четыре возраста: «I. Возраст от 6 до 9 лет: 1) Исполнение закона и катехизм; 2) Все части воспитания и благонравия; з) Российский и 4) Иностранный языки; 5) Арифметика; 6) Рисование; 7) Танцевание; 8) Музыка вокальная и инструментальная; 9) Шитье и вязание всякого рода. П. Возраст от g до 12 лет: 1) География; 2) История; з) Некоторая часть экономии, или домостроительства. III. Возраст от 12 до 15 лет: Продолжение всего прежнего, а также: 1) Словесные науки, к коим принадлежит чтение исторических и нравоучительных книг; 2) Часть архитектуры и геральдики; з) Зачинают действительно вступать в экономию по очереди. IV. Возраст от 15 до 18 лет: 1) Знание совершенное закона; 2) Все правила доброго воспитания, благонравия, светского обхождения и учтивости; з) Повторение всего прежнего, в чем совершенного знания еще не имеют; 4) Во все части экономии действительно вступают по очереди». Программа преследовала цель образовать прилежную хозяйку и мать семейства, могущую отдать распоряжения прислуге, принять гостей и помочь в занятиях детям, и не имела энциклопедического характера, отличавшего образование юношей; главными были не науки, а добродетели: «повиновение начальствующим, взаимная учтивость, кротость, воздержание, равенственное в благоденствии поведение, чистое, к добру склонное и простодушное сердце». Уже на следующий год при Институте было создано «училище для мещанских девиц», с курсом, куда входили русский язык и один иностранный, а также арифметика, танцы, музыка, домашнее хозяйство и рукоделие. В 1783 г. Комиссия об учреждении училищ предписала улучшить преподавание русского языка в Институте и сделать его языком преподавания для всех предметов. После смерти Екатерины II Институт поступил под управление Императрицы Марии Федоровны; был усилен его замкнутый, аристократический характер. 6) Народные училища. Проблему отсутствия массовой школы наиболее прозорливые представители правящего слоя осознавали вполне уже с середины XVIII столетия. Всесильный фаворит Императрицы Елизаветы Петровны И. И. Шувалов выдвинул проект создания сети гимназий. По его замыслу, это должны были быть учебные заведения для дворян, отстававших в своем образовании от духовного сословия. Однако важно было положить начало – развитие последовало бы в силу логики вещей. Но планам Шувалова не суждено было осуществиться из-за ранней смерти Елизаветы. Екатерина II далеко не сразу пришла к выводу о необходимости создания сети средних учебных заведений. «Учреждение об управлении губерний» предписывает: «В каждом наместничестве или губернии учреждается по одному приказу общественного призрения» – этому органу поручался контроль над создаваемой школой: «380. Приказу общественного призрения поручается попечение и надзирание о установлении и прочном основании 1. народных школ, 2. установление и надзирание сиротских домов… 384. В рассуждении народных школ, приказ общественного призрения долг имеет стараться, чтоб оные были установлены во 1. по всем городам, а по том в тех многолюдных селениях, кои подсудны верьхней расправе, для всех тех, кои добровольно пожелают обучаться в оных… 2. чтоб неимущие могли учиться без платежа, а имущие за умеренную плату, 3. учение в народных школах имеет на перьвый случай состоять в научении юношества грамоте, рисовать, писать, арифметике, детей же греко-российского исповедания учить катихизису для познания оснований православныя веры, толкованию десяти заповедей Божиих, для вкоренения нравоучения всеобщего, 4. во всякой школе надлежит иметь смотрение, дабы горницы были чисты и всякий день выметены, и воздух в них переменялся открытием окон летом во весь день, а зимою всякий день на короткое время, дабы дети от духоты в горницах не претерпели в здоровье своем повреждения. Учение производиться имеет всякий день, выключая воскресные и табельные дни, но не более двух часов сряду поутру, до двух часов сряду после обеда для одних детей одной науке, по середам же и по субботам после обеда дается отдохновение, 6. учителям запрещается наказывать детей телесным наказанием, 7. приказ общественного призрения имеет прилежное попечение, чтоб учители и школы все определенное получали повсюды исправно, нерадивых же и не исправных учителей, по рассмотрению жалоб, сменяет и определяет на место их радетельных и исправных». Но лишь в 1780 г. успех австрийской образовательной реформы (подробности которой ей изложил Император Иосиф II во время личного свидания в Могилеве) побудил Императрицу приступить к составлению аналогичных проектов, основной целью которых была поддержка слабого третьего сословия, и к воплощению задуманного несколько лет тому назад. Из Австрии был командирован талантливый педагог и школьный администратор, директор иллирийских училищ Ф. И. Янкович де Мириево. В самом начале осени 1782 г. он прибыл в столицу, и 7 сентября того же года Высочайшим указом была создана комиссия под председательством сенатора П. В. Завадовского, членами которой стали акад. Ф. Эпинус и тайный советник П. С. Пастухов. Лишь в 1787 г. Янкович был назначен действительным членом комиссии, хотя основную часть экспертной работы исполнял именно он. Уже 21 сентября «План к установлению народных училищ в Российской Империи» был поднесен при докладе; через несколько дней он был утвержден; в первый год удалось подготовить учебные книги для первых двух классов, но дальнейшая работа в этом направлении затянулась вплоть до начала XIX в. Принятый Императрицей вариант австрийской реформы (на внедрении которой без изменений настаивал акад. Ф. Эпинус) предполагал трехчленную систему: земские школы (чтение, письмо, Закон Божий, нравоучение); городовые школы (то же + геометрия, механика, архитектура, учение естества и естественная история, история, география, земля и домоводство, немецкий, латинский и греческий языки); средние школы (те же предметы углубленно, кроме греческого языка, и «учение учителей»); кроме немецкого и греческого языка, все соответствовало оригиналу. Однако комиссия разработала несколько иной вариант: малые двухклассные училища, средние трехклассные и главные, причем, в отличие от образца, первые две ступени были последовательными, а не параллельными. Но Устав 1786 г. уже не упоминает о среднем училище. В 1783 г. Янкович учредил первое Главное народное училище с Учительской семинарией; в 1786 и 1788 гг. оно дало выпуски по 100 учителей; на эти годы приходится массовое открытие Главных народных училищ в губернских городах Империи. В теории (и как оно действительно было в Австрии) эти школы были предназначены для всего населения; на деле сельские жители не получили возможности воспользоваться плодами реформы. Курс малого двухлетнего училища включал в себя чтение, письмо, арифметику, сокращенный и пространный катехизис, священную историю и толкование правил для учащегося и «Книги о должностях человека и гражданина» (что отвечало педагогическим тенденциям эпохи). Целью этого предмета было «напоять душу нашу добродетелию, пещись надлежащим образом о теле нашем, исполнять общественныя должности, на которыя мы от Бога определены, знать правила хозяйства». Курс старших классов – главного училища – включал Закон Божий, русский язык, арифметику, латинский и «соседственный» языки (на юге предполагалось изучать греческий, на востоке – арабский и китайский; эти масштабные планы не осуществились), географию общую и русскую, историю общую и русскую, естественную историю, геометрию, архитектуру, механику и физику. Изучение французского языка было предоставлено домашнему воспитанию. (На практике, конечно, именно языковое образование удавалось в таких училищах меньше всего.) Учебные пособия были, как правило, переводные; оригиналами австрийская администрация щедро снабдила своих русских коллег. Пособия по Закону Божию просматривались пользовавшимся доверием Государыни Новгородским архиепископом Гавриилом. Что касается педагогических принципов, было решено воспользоваться разработанной на австрийской почве методой, широко применявшейся и прусским правительством Фридриха II, которая «а) в совокупном наставлении, б) в начальных буквах, в) в совокупном чтении, г) в оглавлении и д) в вопрошении состоит». В «Руководстве учителям» было сказано: «Стараться более учители должны об образовании и изощрении разума учеников, нежели о пополнении и упражнении памяти; для изучения наизусть определяются токмо: символ веры, молитва Господня, десять заповедей Божиих, молитвы прежде и после обеда, молитвы на сон грядущих и от сна восставших. Начинать при учении всегда следует с легкого и идти потом к трудному; опрашивать учеников не всегда сряду, но попеременно, однако же лучших всегда наперед, потом посредственных и наконец слабых. Ученики должны отвечать не «да» и «нет», но полною речью; лучше, если они отвечают исправно своими словами, нежели теми же самыми, какие находятся в книге, ибо из того видеть можно, что они дело понимают». Само учреждение училищ осуществлялось в несколько этапов, по мере созревания предпосылок: 22 сентября 1786 г., в день коронации Императрицы, были открыты Главные народные училища в 25 губерниях (Новгородская, Тверская, Олонецкая, Архангельская, Псковская, Калужская, Орловская, Курская, Ярославская, Вологодская, Владимирская, Костромская, Нижегородская, Пензенская, Казанская, Вятская, Симбирская, Саратовская, Воронежская, Рязанская, Тамбовская, Пермская, Московская), в 1788 г. – в Астраханской и Черкасской губерниях, а в следующем году – в остальных (Выборгская, Ревельская, Рижская, Полоцкая, Могилевская, Новгород-Северская, Черниговская, Киевская, Харьковская, Кавказская, Уфимская, Колыванская, Тобольская и Иркутская. В 1792 г. – в новоприсоединенных Екатеринославском наместничестве и Таврической области). Интересные подробности торжества открытия в Тамбове содержатся в «Записках» Г. Р. Державина. Слабым местом реформы (не замедлившим отрицательно сказаться на ходе преподавания) было двойное подчинение училищ: как уже было сказано, в губерниях молодежь – наряду с буйнопомешанными и колодниками – находилась в ведении Приказов общественного призрения, подчиненных губернаторам, а в столице о ее нуждах пеклась Комиссия об учреждении училищ – прообраз будущего Министерства народного просвещения – орган, лишенный возможности контролировать местную гражданскую власть. Естественно, новооткрытые училища скоро – и весьма болезненно – столкнулись с проблемами нехватки преподавательского состава, формировавшегося, как это и можно было ожидать, в основном из юношей духовного сословия, обучавшихся в семинариях и академиях. Содержание наставников было весьма недостаточным (от 400 руб. для учителей старших классов главного училища до 60 руб. преподавателям рисования в малых), и среди наиболее квалифицированных педагогов было велико желание поступить на государственную или иную более доходную службу. Точно так же трудно было набрать и учеников. Всесословность начальной школы была сильным препятствием к ее наполнению: дворянство опасалось общения своих детей с отпрысками «подлых сословий», порчи добрых нравов и воспитания, купечество не чувствовало еще потребности в образованности. Лучше обстояли дела в западных школах. В целом же реформа оказалась непоследовательной. Признаками непродуманности общего плана были невнимание к финансовой стороне дела, двойное подчинение и неоправданный расчет на местные источники. Однако она была необходимым этапом в создании массовых образовательных учреждений России и послужила стартовой площадкой для создания системы гимназий при Александре I.