Сумерки жизни

Она живет без денег и особого положения, действительно, как миллионерша, только в тысячу раз лучше; и это благодаря ее развитому уму, любви к природе, высокой, благородной непритязательности и почти болезненной, безграничной привязанности к старому, больному поэту. Его «брошки», например, по 10-20 крон штука, которые он ей дарит на рождество и к именинам, ценнее для нее, чем все драгоценные камни на этой земле. Хорошая, благородная, вязаная шерстяная душегрейка, скажем, василькового, кофейного или лилового цвета, заменяет ей любую шубу; она ее радует больше, потому что, как она говорит, из-за этой душегрейки ни одно прекрасное животное не потеряло своей жизни, а стрижка не причиняет никакой боли, даже приятна. Природа, уют и ее любимая комната с видом на горячо любимую, снегом покрытую вершину, ее альбом с видами, нечто вроде дневника в фотографиях, «библия» ее поэта, ее модные брошки, цепочки, блузки, пальто, шляпы, все это для нее «благодатный» дар этой жизни, совершенно незаслуженная, «милостивая судьба»! «Почему именно я, не особенно красивая, не особенно привлекательная, при том без единого крейцера денег, живу жизнью миллиардерши, в то время как миллионы, казалось бы, богатых женщин — ?!?»... Никогда никто не давал на этот вопрос верного ответа. Только старый, современный, даже высоко современный писатель почувствовал: «Это объясняется интеллигентностью, именно истинной интеллигентностью. Ты, простая, естественная, на которую создатель надеялся в своем творении тысячи лет. Но они предпочитают идти своими путями, фу, черти!»

Один раз она сказала: «О, я так хотела бы помочь миллионершам не быть нищими».

Тогда современный, даже высоко современный, даже опасно современный, старый больной поэт улыбнулся устало-трагически, коснулся ее головы, покрытой светло-каштановыми, короткими локонами, как у мальчика, и сказал тихо, растроганно: «Детская головка!»

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ.

(После представления «Gabriel Schillings Fluclht» — Гергардта Гауптмана, в «Немецком Народном Театре», Вена, 19/9—1917).

Милые женщины заботятся о рассеянном, молодом, талантливом художнике?!?

Само собою разумеется, они это выполняют честно и прилично!

Они делают ему подарки, создают для него то, в чем он нуждается для своего искусства, следовательно, на высочайшей вершине его бытия!

Но, видишь ли, дело обстоит немного иначе, они пользуются им для любви, ревности и других подобных эмоций, они эксплуатируют его.

Ни одна женщина не способна оценить «необыкновенного человека», идущего своей священной дорогой, в непонятные дали, или даже в бездну! Каждая женщина унижает в мужчине человека искусства.

Ни одна не скажет, как Брунгильда:

На новые подвиги, милый герой,
Как бы я ни любила, я отпущу тебя!

Ни одна не хочет и не может путем альтруизма и гениального понимания стать святой, самоотверженной, вечной сотрудницей в его святом стремлении к беспощадному искусству, нужному всем, всем!

В них нет «религиозного честолюбия», желания пережить века! Их удовлетворяют планы на год, на день и час!

Но почему же ты, — мужчина, художник, человек — тонешь в этом море?!?

Докажи им лучше, что они не могли тебя любить даже в течение минуты никогда, никогда! Любить художника означает — стараться беззаветно, любовно, с нежностью, помочь ему взбираться на тяжело достижимые, окутанные льдом и туманами вершины его собственной человечности! Да, хотеть этого!

ОСКОЛКИ.

Художественность: мистическая «притягательная сила» женщина должны служить тому, кого она влечет, а не той, к которой стремятся! Мартовские фиалки в еще засыпанном снегом лесу нужны тому, кто радуется, их увидя, но сами по себе они мало значат. Но если бы они могли знать, что они радуют трогательно-романтическую душу?! Да, тогда бы они, вероятно, сами бы могли чувствовать растроганно-романтически, чем они являются для незнакомца! Но если бы они могли это, то они были бы сами поэтами. И не нуждались бы в поэте, который их признавал бы.

***

Сагре diem, кажется, глубочайшее слово: «срывай красоту немногих дарованных тебе дней!» Собственно оно должно было бы звучать еще строже: «Саrре horam! срывай красу каждого часа»! Можно срывать здесь на земле даже и минуты?!? О, да, зрением, слухом, молчанием, углублением, всем, но тогда нужно, чтобы строгая и несколько учительски настроенная судьба даровала «истерию», «сверхвосприятие»! Судьба предписывает: «Ты не должен переутомляться; живи в общем корректно. Это я тебе советую по доброте душевной!»

ПОСЛЕДНЕЕ ВО ВСЕХ ЛЮДСКИХ ОТНОШЕНИЯХ.