Сумерки зимы

Активистка британской благотворительной организации оказалась единственной, кто выжил вчера при взрыве школьного автобуса.

Как сообщают, 27-летняя Энн Монтроуз в критическом состоянии помещена в британский военный госпиталь вскоре после нового теракта в одной из охваченных беспорядками провинций Северного Ирака.

Мисс Монтроуз, уроженка Стирлинга, отказалась эвакуироваться из страны, когда шесть месяцев назад региону присвоили официальный статус «горячей точки».

С тех пор здесь развернулись яростные боевые действия между силами союзников и боевиками, сохраняющими преданность низвергнутому диктатору Саддаму Хусейну.

Изначально она отправилась в Ирак в рамках британской благотворительной миссии помощи детям «Перерождение», которая помогает местному населению строить приюты для детей, осиротевших в ходе войн и природных катастроф.

В то время как многие ее коллеги поспешили покинуть регион, мисс Монтроуз, по-видимому, осталась помочь в восстановительных работах.

Из отчетов следует, что в момент взрыва она вместе с детьми направлялась в недавно отстроенный заново игровой парк. При террористическом акте, как полагают, погибло до 20 школьников.

Пресс-секретарь миссии «Перерождение» заявил: «Нам еще не известны все детали произошедшего, но такая трагедия попросту не укладывается в голове. Энн была готова на все ради других. Она не задумываясь рискнула бы жизнью, чтобы помочь людям. Даже подвергая себя ежедневной опасности, она неизменно оставалась самым чутким и заботливым человеком из всех, кого мы знали…»

— Бедняжка, — вздохнула Ройзин. — Больше ничего о ней нет?

— Ничего. Я пропустил ее имя через несколько поисковых систем, и нигде ни слова о том, чем все закончилось. Не говорится даже, удалось ли ей поправиться. Я отправил мейл репортеру, писавшему о ней, спросил, не осталось ли у него телефона ее родственников. Сейчас она могла уже полностью выздороветь. Или умереть от ран. Порой газеты попросту теряют интерес к героям своих репортажей.

— С тобой так и было, — заметила Ройзин.

— Ну, мною никто особо и не интересовался…

— Ты сам в это не веришь.

— Это зависит от того, с какого угла смотреть, — сказал Макэвой, совершенно не кривя душой. Он так и не определился, считать ли себя лучшим детективом в мире или же безнадежным тупицей.

Ройзин встала, зевнула и потянулась, груди ее приподнялись, и показались две придавленные грузом феи, которых она вытатуировала, чтобы сделать ему сюрприз. С тех пор он всякий раз веселился, когда жена кокетливо приподнимала грудь, зазывая его. Ройзин легла на кровать поверх покрывала.

— Тебе еще долго работать?

— Ума не приложу, — признался он. — Интернет большой и полон мусора. А я пока и копнуть-то толком не успел.

— А твоя Фарао советовала уделять побольше времени семье, — напомнила Ройзин, подавляя новый зевок. — Думаю, она имела в виду, что тебе следует прилечь рядом со мной и внушить мне, что я ужасно хорошенькая.

Макэвой отвернулся от монитора. Жена лежала на покрывале, разведя ноги, одна рука массировала темный треугольник между бедрами, а большой палец другой мягко сжимал налитой сосок.

— Ройзин, я…

— Делай что делаешь, — с придыханием прошептала она. — Мне и так хорошо.

Она остановилась. Потянулась к ночному столику, достала из ящика баночку с мутно-зеленой мазью. Окунула в нее палец и принялась втирать мазь в дельту своих ног.

— Что это? — дрогнувшим голосом спросил Макэвой.

— Секрет, — поддразнила она. — Но приятный.

— А что там?

— Много всего. Ты, в основном.

Макэвой почувствовал, как лицо наливается краской.