Сумка Гайдара

Я отвечала, что, может, кому кусок хлеба и пару вареных картошек подала. Но время теперь такое, что всех голодных не накормишь, а у меня четверо детей.

Полицаю надоело мое вранье, он пнул меня. Я не удержалась на ногах и, падая, стукнулась головой о медную ручку двери. Кровь в тот же момент залила мне глаза. Вышла на улицу — ничего не вижу. И люди боятся ко мне подойти... Как добралась до дому, сейчас уже и не помню.

Брата и мужа расстреляли...

А мои дети, Витя с Лидушкой, пошли однажды с товарищами погулять в лес. Увидели снаряд. С ними был один хлопец, старше их всех. Он начал отвинчивать медный колпачок. Снаряд в руках у него и лопнул. Хлопчика на месте убило. Остальных детишек ранило.

Лидушку увезли в Гельмязевскую лекарню — за восемнадцать километров. А Витю — в Золотоношу, за сорок пять. Я три месяца — день к Вите, день к Лиде. А лекарня уже немецкая. Треба каждую пятидневку гроши платить. А где их взять? Продам на базаре в Каневе платочек или платье. Внесу деньги. Не успею оглянуться — снова плати.

А когда пришли наши, позвали меня в райком. Разговаривали строго. Какое слово ни скажу — тут же печатают на машинке. И требуют, чтоб рассказала про отряд, про командира, про каждого партизана в отдельности. Но самое главное, чтобы я объяснила, по какой такой причине в отряде не уберегли знаменитого писателя и кто в этом больше всех виноват.

А что я могла объяснить, если видела их только за столом? Или когда они час-другой спали на лавках, а я в это время стирала им рубашки и тут же сушила раскаленным утюгом?..

Однажды я не выдержала, разревелась:

«Что вы меня все допытываете?.. В чем я перед вами виноватая?.. Пока тут были партизаны, ни одной ночи не спала. Сперва ждешь — вот придут. Ушли — стоишь на холоде, слушаешь, добрались ли до леса. А вернешься в дом — новая тревога: не видел ли кто, что они приходили? Вы б, говорю, хоть слово доброе сказали за то, что я их годувала, что вещи мужние, какие оставались — до последних исподних, — отдала, что меня с детьми десять раз за это могли убить...»

Хлопцы смутились, поднесли капель. Я позвенела зубами о стакан.

«Вины, — отвечают, — Федоровна, за вами никакой нет. Ответа требует Киев. С Киева спрашивает Москва. А нам с кого спросить? Кто в армии. Кто убит. Кто в неизвестности. Коли можете, пособите. А мы скажем в колхозе, чтобы вам, как вдове партизана, допомогли».

И верно. Пока Лидушка после ранения два года у меня не ходила, помощь от колхоза была.

Афанасия Федоровна вышла в сени, сполоснула под рукомойником заплаканное лицо, вытерлась чистым полотенцем, что висело у двери, и стала убирать со стола.

— Может, вы чаю хотите? — спохватилась она и налила мне полную эмалированную кружку.

Чай был заварен мятой. Пахнуло летом, сеновалом, а во рту возник горячий холодок.

— Вы б летом когда приехали, — сказала Афанасия Федоровна, открывая банку с клубничным вареньем. — Я б к завтраку вам клубнички насобирала целый таз. Хотите — кушайте с молоком, хотите — посыпьте песочком.

В ее голосе появилась обычная приветливость и певучесть. Но лицо оставалось заплаканным и грустным. И я не рискнул ее дальше расспрашивать.

Лишь на другой день вечером, разбирая свои заметки и дописывая письмо, я словно невзначай поинтересовался:

— Что же хлопцы спрятали из отрядного имущества, когда не стало Гайдара?..

Афанасия Федоровна перекусила нитку и, положив на стол кофту, которую дошивала, посмотрела издали, хорошо ли приметала рукав.

— Наганы прятали, пули, гранаты, пулемет Аркадия Петровича, — ответила она, разглядывая кофту. — Ружья носили охапками, как дрова.

Работой своей Афанасия Федоровна осталась довольна. Кофту положила в сундук, а нитки, наперсток, булавочки, иглы стала собирать в высокую коробку из-под болгарской халвы.

— А что было дальше? — спросил я, надписывая конверт.

Афанасия Федоровна поставила на лавку коробку из-под халвы и привычно села лицом ко мне.

— Когда закопали оружие, командир принес из кладовки портфель, отстегнул два железных замочка и вытряс портфель над столом. Посыпались бумаги, комсомольские и партийные билеты, еще какие-то важные документы. Часть бумажек командир отобрал и бросил в печку. Остальное сложил в большую стопку.

«Надо бы во что-нибудь положить», — сказал командир.

Тогда мой Андриан велел:

«Феня, сбегай домой, возьми поповский сундучок».

— Разве дело происходило не тут? — удивился я.

— Наш дом уже считался опасным. Командира прятали в хате моего брата, Игната Касича, неподалеку отсюда... Я принесла сундучок. Отдавать его было жалко. Андриан подарил его мне, когда мы были молодыми. Сундучок Андриан нашел в огороде у попа во время коллективизации. По самую крышку в нем были насыпаны золотые монеты. Золото Андриан сдал в банк. А сундучок у него не приняли. Он и принес его домой, как игрушку. Был сундучок чуть меньше коробки из-под ботинок. Дубовый. Крепкий. С железными полосками. Ручки с обеих сторон. Замочек, когда его отпирали ключом, звонил.