Сумка Гайдара

Стараясь быть корректным, объяснил, что мы вышли из окружения, ищем партизанский отряд, который находится где-то поблизости.

«Много вас, дармоедов, по лесу шатается, — сказал он, — всех, думаете, партизаны к себе возьмут?»

«Вы разговариваете с полковником Красной Армии!».

«Не блести своими шпалами... Я тоже большой начальник».

Тут Аркадий Петрович, который стоял позади арестованного, сделал мне знак: мол, я сейчас приведу его в чувство.

«Товарищ полковник, — взяв под козырек и незаметно мне подмигивая, произнес Гайдар, — разрешите вывести задержанного вражеского лазутчика в расход». — И щелкнул затвором.

Арестованный моментально протрезвел:

«Не расстреливайте меня!.. Я все скажу».

И он сказал, что зовут его Погорелов, что он заместитель командира партизанского отряда по снабжению.

Я приказал отконвоировать Погорелова в лагерь.

Вернулся Аркадий Петрович с командиром партизанского отряда Гореловым и комиссаром Ильяшенко. Они пришли познакомиться с нашей группой. И после короткой беседы предложили перебраться в дом лесника неподалеку от их лагеря.

Так мы попали в отряд.

Но что бы нам в то утро догадаться: если Погорелова прижмет кто другой, он так же легко все расскажет?

А знаешь, что я сейчас понял?! — вскочил вдруг Орлов. — Когда, ты говоришь, Погорелов сбежал из партизанского отряда? 18 октября? Сразу после нашего ухода к линии фронта? Так вот, я думаю, что он предал и нашу группу.

Посуди сам. Михаил Иванович Швайко вывел нас на самую глухую дорогу. По ней уже давно никто не ходил. И вдруг мы наталкиваемся на засаду. Сперва ударил крупнокалиберный пулемет, потом автоматы. Нескольких ребят скосило сразу... И я еще ломал голову: откуда взялись тут немцы?.. А теперь понятно откуда...

Орлов поднялся и вышел.

— Спрячьте вы свои ужасные пленки, — взмолилась вполголоса Мария Филипповна. — Ему потом будет плохо с сердцем. Он и так пять раз на день бегает к ящику, все ждет ваших писем.

— Мария Филипповна, я рано утром улечу. Мне нужно задать Александру Дмитриевичу один-единственный вопрос.

— Ни одного. Вы улетите, а я буду каждую ночь вызывать «неотложку». Напишите ему из дома. Он ответит.

— Но я уже здесь.

Мы услышали шаги Орлова. И Мария Филипповна торопливо разрешила:

— Хорошо, но только один.

Орлов возвратился из ванной с раскрасневшимся от холодной воды лицом. Его редкие седые волосы тоже были намочены и аккуратно причесаны.

— А знаешь, что самое обидное? — произнес он с порога. — Ведь я Аркашу предупреждал. Вокруг Горелова шныряли такие... хари. А Гайдар был поэт и романтик. Ему казалось, что он сумеет в отряде все починить и исправить. И теперь, когда я не сплю...

Мария Филипповна тяжело вздохнула.

— Машенька, — быстро повернулся он к ней, — ну, бывает, что я иногда не сплю. Я ведь могу и днем выспаться. Так вот, когда я не сплю, я думаю, что смалодушничал.

В группе у меня были такие боевые хлопцы. Мигни я им только — взяли бы они Аркашу под белы руки и увели бы с нами. А я постеснялся: неудобно! Корреспондент. Писатель. Кинодраматург. Орденоносец. Обидится...

Да и пусть бы обиделся, зато бы остался живой! Понимаешь, живой! И сидели бы мы сегодня, скажем, вчетвером: Машенька, Аркаша, ты да я. И ничего бы тебе не нужно было искать и копать. Сидел бы ты на диване, как сейчас. И Аркадий Петрович Гайдар сам бы рассказывал... А рассказывать он умел... Так вот этой бесхребетности я себе простить и не могу! — И, приподняв стул за спинку, Орлов ударил им об пол.

— Саша, — предостерегающе произнесла Мария Филипповна.

— Машенька, человек приехал на один вечер. У нас происходит нормальный рабочий разговор.

— Я понимаю, но только тоном ниже.

— Есть тоном ниже, — повеселел Александр Дмитриевич и подмигнул мне. — Лучше покорми нас. А то наш инспектор Мегрэ прямо с днепровских просторов. Питаться от розетки он еще не научился.

Мария Филипповна вышла в кухню. Полковник сразу сделался серьезным. Времени для мужского разговора у нас с ним было в обрез.

— Что? — тихо и со значением спросил он.

— Мог Аркадий Петрович оставить свои рукописи леснику Швайко?

— Мог, — твердо произнес он.

— Почему вы так думаете?

— Почему? — с иронией и грустью переспросил он. — Да потому, что я тоже оставил Михаилу Ивановичу свой планшет.

— Но вы никогда мне об этом не рассказывали.

— А получилось вот что, — продолжал Александр Дмитриевич. — Перед падением Киева наша дивизия перелетала на новую базу. Командир взлетел первым. Я должен был лететь последним. Когда все работоспособные машины поднялись в воздух, а что подняться не могло — то горело, я забрался в свой истребитель. А он не завелся. То ли какой «мессер» по нему ударил, то ли что. Механики отбыли на грузовиках. Из начальника штаба авиадивизии я сразу превратился в пехотинца без пункта приписки.