Сумка Гайдара

«Невозможно подсчитать, сколько их было, «адъютантов» Гайдара, за время нашего с ним пути (по тылам противника. — Б.К.), — вспоминал полковник А. Д. Орлов. — Стоило наведаться в какое-нибудь село, как возле Аркадия Петровича (других в его присутствии мальчишки не признавали) вырастал, словно гриб после дождя, какой-нибудь Петро или Гришко, который с готовностью сообщал, что за обстановка в деревне и много ли немцев.

Можно было подумать, что Гришко нарочно сидел и ждал, когда мы наконец появимся.

Я не переставал удивляться этому дару Аркадия Петровича мгновенно завоевывать доверие ребят — от пятилетних малышей до комсомольцев. Никаких заискивающих, добреньких слов он им при этом не говорил. Но тянулись к нему гурьбой».

Полузнакомые мальчишки-комсомольцы по просьбе Аркадия Петровича вывезли из окруженного гитлеровцами Семеновского леса подводы с ранеными. Это позволило полковнику Орлову и Гайдару повести на прорыв из кольца всех, кто был способен носить оружие.

А ведь мальчишки рисковали головой.

Почему все это мне вспомнилось по дороге на Житомирщину? До сих пор про «адъютантов» Гайдара я только слышал. А теперь мне предстояло знакомство с бывшим мальчишкой, который сам выполнял опасные поручения Аркадия Петровича.

И я думал: «Вдруг Василий Михайлович по собственным своим ощущениям и впечатлениям объяснит, в чем же заключалась притягательная сила личности Гайдара?»

Ведь сам я Аркадия Петровича ни разу не видел.

ВОСПОМИНАНИЯ «ПРО БУДУЩЕЕ»

До колхоза «Перемога», что означает «Победа», я добирался на поезде, автобусе, а потом еще пешком. И Василий Михайлович заметил меня из окна, когда я уже подходил к его дому.

Пожимая мне руку, он, как его мама, чуть поклонился, подхватил с земли мешок с магнитофоном и чемодан и внес в избу. Познакомив с женой и сыном, накормив обедом, Василий Михайлович пригласил меня в «зал».

Пол, подоконники, двери тут блестели от свежей масляной краски. И комната походила на большую китайскую лакированную шкатулку.

Среди фотографий на стенах я обнаружил знакомые лица, но сейчас меня больше всего интересовал хозяин.

Василию Михайловичу было за сорок. Когда-то светлые, почти соломенного цвета волосы его начали седеть. Ходил он медленно, слегка сутулясь, но в его фигуре ощущалась большая физическая сила. Голос Василия Михайловича был чуть басовит, с приятным раскатом. Отвечал он не спеша, всегда секунду-другую подумав.

— Володя сообщил в Союз писателей, — начал я, — что дружил с Гайдаром. Вы тоже?

— Я так сказать не могу, — с оттенком сожаления произнес он. — У меня дружбы с ним не получилось. Но зато у меня есть заслуга: я ввел Аркадия Петровича к нам в дом, — засмеялся Швайко.

Мы с братом стояли на посту. Володя с одной стороны нашего барака, а я — с другой. Отец велел встречать гостей. Кто придет, сколько будет народу — этого он нам никогда не говорил. И уже после мы узнали, что это была группа Орлова.

Через пост Володи, я видел, прошло, наверное, человек двадцать, если не больше. А мимо меня — никто. И я уже решил, что ждать некого.

Вдруг под чьими-то ногами неосторожно хрустнул валежник, и в кустах, где нет никакой дороги, послышался шорох. В голове сразу: «Кто?! Немцы?.. Полицаи?.. Или случайный военный, которому дали наш адрес, а он сомневается, туда ли попал?.. И что делать: ждать, не подавая вида? Или, наоборот, бежать, пока еще не поздно, к отцу?»

Никакого решения принять я не успел, потому что в зарослях еще сильней затрещало. И оттуда появился высокий красноармеец. Плечи молотобойца. Лицо круглое. На голове пилотка. Одет в короткую, словно нарочно подрезанную, шинель. Сапоги немецкие, трофейные — и те с короткими широкими голенищами. Такое впечатление, что все обмундирование ему мало. На боку оттопыривается противогазная сумка. А в руке, прямо перед собой, он держит парабеллум.

А мы ведь с братом на пост выходили безоружными. Пистолеты у нас с Володей появились позже. И когда я увидел этого незнакомца, который шел с револьвером прямо на меня, стало жутковато.

А уже полутьма. Я один. Володя в стороне. Да и что он сможет сделать, если даже его позвать? А незнакомец, не опуская парабеллума, идет прямо ко мне.

«Немцев, — шепчет, — поблизости нет?»

«Пока, — отвечаю с душевным облегчением, — нет».

«Понимаешь, сбился с тропинки. Наши тут недавно прошли. Не заметил, случайно, в какую сторону?»

Я отвел его к бараку.

«Идите, — показал, — по коридору прямо».

А во мне и радость, что незнакомец оказался свой, и еще не выветренный страх.

Я, конечно, его не узнал. И когда ужинали за одним столом — тоже. На портретах в своих книгах он был молодой, смеющийся. А в нашей комнате сидел уже человек средних лет, и видно было, что ему сильно нездоровится. Это уже после чая он вдруг стал читать наизусть главы из своих произведений и нам открылся.

— Экзамен по детской литературе вы Аркадию Петровичу вроде бы сдали, — пошутил я. — Отчего же у вас не сложилась с ним дружба, как у вашего брата?

— Отчего? — виновато и чуть насмешливо улыбнулся Василий Михайлович. — Не хватило времени...