Сумка Гайдара

Привезу гостинцев. Отпразднуем встречу. Потом сядем за этот же стол. И все вместе — Леля, Володя, Вася и я — начнем сочинять толстую-претолстую книгу».

А Леля была маленькая. Испугалась:

«Мы не умеем».

«Ничего, — успокоил ее Гайдар, — научу. Это просто. Работа над такою книгой, Леля, начинается с припоминания. Каждый из вас вспомнит, куда и зачем он бегал, где и кого встретил и что случалось по дороге. Еще вы вспомните, что за люди к вам приходили, кому и чем вы помогали. И расскажете мне. Я тут же запишу, перескажу своими словами. Тоже кое-что припомню — и получится у нас с вами прелюбопытнейшая книга».

«А папа не велит никому ничего рассказывать, — снова решительно заявила Леля. — А то людям, которые приходят к нам в гости, и всем нам будет плохо...»

Гайдар перестал улыбаться, внимательно и, мне показалось, даже с печалью посмотрел на Лелю, провел своей большой ладонью по ее волосам, неожиданно поцеловал ее в лоб и ответил:

«Папа, конечно, говорит все правильно. Но после войны, когда я приеду, на земле уже не останется ни одного фашиста. И Михаил Иванович, наверное, разрешит».

Всем стало жалко, что такой интересный разговор вдруг прекратился. И тогда я говорю:

«Аркадий Петрович, я бы желал иметь от вас подарок — вашу книгу с надписью. Раз вы мне велели провести урок на тему «Как я потерял в лесу писателя», то нужен какой-нибудь документ. Иначе дети мне просто не поверят. Скажут, так не бывает».

Гайдар улыбнулся:

«Сейчас, к сожалению, у меня ничего нет. Что было — роздал. Но когда мы отпразднуем победу, ты, Вася, напиши мне. Если даже твое письмо меня не застанет, книги тебе вышлет мой секретарь».

Я остановил магнитофон.

— Секретаря у Аркадия Петровича не было, — заметил я.

Швайко пожал плечами:

— Он и в другой раз нам сказал: «В Москве меня ждет большая и трудная работа. Раньше каждую свою книгу я сперва сочинял в уме, затем шел к машинистке, садился с нею рядом, все ей рассказывал, и она печатала. А теперь у меня в сумке накопилось много записей. Диктовать придется каждый день. Без секретаря мне уже не обойтись».

И на войне Аркадий Петрович откровенней всего был с детьми. Пятнадцатилетней разведчице партизанского отряда Маше Ильяшенко, по прозвищу Желтая ленточка, и детям лесника он поверял главные свои мысли о том, как и над чем он собирается работать после победы.

ПРОБЛЕСК

«Лакированную комнату» наполнили сумерки. Василий Михайлович поднялся и включил свет.

— Вы знали, что Гайдар оставил Михаилу Ивановичу свою сумку?

Швайко резко поднял голову:

— Кто вам сказал?

— Ваша мама.

— Я помню другое: полковник Орлов готовился переходить фронт. Разбирал в нашей комнате свои вещи: что оставить, что взять с собой. Мне Александр Дмитриевич подарил в тот вечер ножик с двадцатью лезвиями и портмоне. Володе что-то еще. Ножик я не сохранил. А портмоне берегу, как память о тех днях.

И вот отцу полковник передал на хранение свой планшет — большой, штурманский, с прозрачной крышкой. В нем лежали секретные документы. Мне особенно запомнился толстый пакет с пятью сургучными печатями. Орлов его специально вынимал и показывал. Ну, вроде как самую большую ценность. Но что Гайдар оставил свою сумку, я слышу в первый раз.

— Это была связка бумаг или несколько общих тетрадей. Ваша мама принесла старую клеенку. Михаил Иванович все в нее завернул и, ничего не сказав, куда-то унес.

— Отец умел хранить тайны, — подтвердил Швайко и прошелся по комнате.

— Но у вас есть хоть какое-нибудь представление о тайнике?

— Как вам сказать?.. Раза два мы с Володей помогали отцу прятать документы. Что это было, не имею понятия. Отец не обмолвился ни словом. Бумаги лежали в трехлитровых помидорных банках и были завязаны тряпками с неприятным запахом, которые не пропускали воду. Мы с братом закапывали. Отец стоял рядом.

— А где? В каком месте?

— Спросите что-нибудь полегче. — Швайко опять сел за стол. — Мы даже не старались запомнить. Знаете, как бывает в детстве? Тебя позвали помочь. Ты наспех — только бы поскорее отвязаться — выполнил поручение. И побежал к своим, в ту пору казалось, более важным делам.

— Все же попытайтесь вспомнить.

— Копали под дубом. Дерево было старое. Лет четыреста ему. Не меньше. Заступы наши то и дело застревали в корнях. Володя хотел их подрубить. Отец не позволил:

«Дереву же больно. И потом, чужому в корнях будет труднее найти».

Но где стоит этот дуб... Одним могу вас утешить: тетрадок Гайдара в этих банках нет. Банки мы закапывали до прихода группы Орлова.

А больше с отцом ничего не прятали. И его самого с лопатой в руках я тоже не видел.

— А в бараке тайника быть не могло? В погребе, в стене или где-нибудь под самым потолком?