Сумрачная душа

Евгений Иванович Легов был начальником службы безопасности Эрмитажа. Нельзя сказать, чтобы Старыгина связывали с ним дружеские отношения, возникали у них даже серьезные стычки, когда Дмитрий оказался замешан в опасную и криминальную историю с кражей «Мадонны» Леонардо. Но оба они признавали друг за другом некоторые достоинства. Так, Старыгин был уверен, что Легов ни за что не дал бы себя отодвинуть от следствия, не отдал бы руководство какой-то тетке, которая умеет только чихать и кашлять.

– Так все же, что случилось с Карлом Антоновичем? Когда его убили? – Он решил задать пару вопросов по существу, пока Василий находится в растрепанных чувствах, а то потом ответов не дождешься.

– Нашла уборщица сегодня рано утром, – неохотно рассказал Василий. – А смерть, по предварительным оценкам, наступила вчера вечером. Точнее скажут после вскрытия. Причина смерти – повреждение головы в результате удара тяжелым предметом…

– Пропало что-нибудь?

– А я знаю?! – Соловый раздраженно взглянул на Дмитрия Алексеевича, как будто тот был причиной всех его неприятностей. – Вы ведь никогда не ведете нормальный учет ценностей!

В это «вы» он вложил все свое негативное отношение к научным сотрудникам музея, с которыми служба безопасности вела бесконечную и безнадежную войну: ученым для работы постоянно требовались музейные экспонаты, и они никогда не оформляли должным образом их изъятие из запасников, поскольку иначе на это уходило бы все их рабочее время и вести саму научную работу было бы совершенно некогда…

– А кто эта болезненная женщина, которая всеми командует? – поинтересовался Старыгин.

– О, это знаменитость! – Соловый уважительно понизил голос. – Майор Ленская, легенда Управления! Великий сыщик! От ее взора ничто не скроется!

– Эта? – неподдельно изумился Старыгин. – Да вы меня разыгрываете!

– Какое там! – Соловый махнул рукой. – Вы не глядите, что она такая неказистая с виду. Она упорная, вцепится, как бультерьер, и не отстанет, пока своего не добьется! У нее там среди коллег прозвище такое – Чума. Так что, Дмитрий Алексеевич, если у вас имеется скелет в шкафу – лучше сразу признайтесь, она его все равно найдет!

– Ну, если у вас еще сохранилась способность шутить – значит, не все так плохо!

– Какие шутки! – отмахнулся Соловый и снова полез в карман за сигаретой.

Но тут из кабинета снова выглянул тот самый молодой человек с рысьими глазами и поманил его к себе – у Ленской появились новые вопросы.

До конца дня Старыгин машинально выполнял свою работу: снимал с картины слой старого лака, отчищал загрязненные участки холста. Голова его при этом была свободна, точнее – занята совершенно другими мыслями.

Он думал об убийстве Тизенгаузена, о том, совпадение ли то, что оно произошло на следующий день после их встречи, вернее, после того, как он передал Карлу Антоновичу странное кольцо.

Вообще, ситуация с кольцом Дмитрия Алексеевича очень беспокоила.

Он сам не мог понять, почему утром, во время разговора с милицией, не сказал ни слова об этом кольце, о том, что накануне оставил его у Тизенгаузена. Что-то остановило его, какой-то внутренний голос…

Вообще, он не представлял, как быть с этим несчастным перстнем: ведь он позаимствовал его для работы в восточном отделе и если не отдаст вовремя, у всех будут неприятности: и у него самого, и у Валентина Сорокина… Единственный, кого это уже не волнует, – Карл Антонович Тизенгаузен…

Вспомнив о нем, Старыгин снова задумался.

Почему в руке у Тизенгаузена нашла записку с его именем? Он хотел позвонить ему в ту минуту, когда его застал убийца? Или хотел к чему-то привлечь внимание Старыгина?

Дмитрий Алексеевич взглянул на часы и понял, что рабочий день давно уже кончился. Он убрал инструменты, спрятал картину в несгораемый шкаф, переоделся и вышел из комнаты.

Старыгин шагал по опустевшим коридорам музея в глубокой задумчивости и пришел в себя, когда понял, что стоит перед кабинетом Тизенгаузена.

В коридоре не было ни души, на двери кабинета красовался листок бумаги с жирной печатью.

Поддавшись внезапному побуждению, Старыгин осторожно отклеил бумажку с печатью от одной из створок и толкнул дверь.

Как ни странно, она не была заперта.

Дмитрий Алексеевич проскользнул в кабинет и огляделся.

В комнате было почти темно, в ней царил почти такой же порядок, как при жизни хозяина, только появились какие-то новые, непривычные запахи: кроме старого дерева, книжной пыли и характерного аромата старины здесь теперь пахло табаком, оружием и еще каким-то лекарством – этот запах остался после милиции.