Черные как смоль глаза Тодора скользили по переулкам. Наблюдение стало его личным ритуалом. Память ловко подбрасывала воспоминания о длинном пути к освобождению Нордвуда от проклятого острова, а порой ему мерещились вспыхивающие зеркальные знаки. И тогда Тодор проверял всех ведьмаков, когда-то носивших их.
Вот и сегодня в ржаво-черном доме виднелся знак W. Обман, иллюзия, больше ни Ани, ни кто-либо еще не был связан с символами. Пришлось признать отголоски прошлого, и, отойдя от окна, Тодор переместился.
Еще не стемнело. За горизонтом непривычно алел полукруг – садилось солнце. Его яркие оранжевые лучи окрашивали фасады, отражались в стеклах и бликами плясали в лужах на брусчатке. Совсем скоро их накроет темнота, а ее будут рассеивать желтые лампы в кованых фонарях. Старый город никогда не изменял свой антураж. В каждом проулке непременно таились влага и флер воспоминаний – историй, впитавшихся в разноцветные кирпичи.
Тодор уперся ладонью в широкий подоконник одного из магазинов, кажется, там была витрина с книгами. Время не щадило и вампира. После сражения на острове жажда крови вспыхивала ярче, пить хотелось больше, он никак не смог восстановиться. И теперь по-звериному скалился, преодолевая очередной приступ голода. Тело напряглось, пальцы заскрежетали по гладкой поверхности. Тодор со свистом втянул воздух, приложил к горлу ладонь и, на мгновение закрыв глаза, попытался выровнять дыхание.
Ничто не проходит бесследно.
По ту сторону, как обычно, туманного и дождливого города больше не было иссушающего магию демона, остались проклятые, но тех из раза в раз вылавливали стражники – без предводителя они были слабее. Но, несмотря на это, часто нарушали границы, желая поживиться энергией или осколками души.
И все же многое стало чужим, освещенным алым цветом уходящего дня. К этому нужно было привыкнуть.
Коротко прокашлявшись, Тодор широким шагом направился к приземистому зданию и, будто спеша, собирался пройти мимо него, но, вспомнив про символ Аннетт, все же заглянул в панорамное окно антикафе.
За небольшим столиком с темно-зеленой скатертью, усыпанной серебряными узорами, он заметил Алана. Тот устало тер виски, задумчиво глядя в сторону барной стойки. Ждал Аннетт.
На ней был любимый бордовый джемпер, из-под которого виднелся белый воротник. Рукава были закатаны, и Тодор отчетливо мог рассмотреть вампирским зрением – на правом запястье больше нет зеркального знака, значит, все в порядке.
– Я взяла нам лимонник и черный чай, тебе без сахара, а себе с грушевым сиропом. – Из-за стекла их разговор был едва слышим, но Тодор легко разбирал слова.
– Тогда половина моя, – с улыбкой ответил Алан и взял у нее из рук небольшой поднос.
Он поставил его на столик, а сам, неожиданно для Аннетт, притянул ее к себе, крепко обнял и лишь после предложил сесть с ним на диване.
Тодор с ухмылкой наблюдал за уверенными ухаживаниями, будто они только начали встречаться. Но вот уже прошло несколько лет с начала их отношений, а Ани по-прежнему смущенно улыбалась и по-своему счастливо рассказывала о работе. Вопреки уговорам, так и не ушла из стражников.
– Три вызова? И все возле кладбища?
– Да, перед Хеллоуином чудаков хватает, пытаются провести обряды, получить магию мертвых, – спокойно пояснила Аннетт, удобно положив голову на плечо Алана. – А у тебя как?
– Зелья, редкие растения и еще раз зелья. Простая лабораторная работа для больницы, – будничным тоном ответил Алан.
– Ну, конечно, редкие противоядия, заживляющие капли и мази. Все совсем обычное и ни капли не опасное! Как те цветы, после прикосновения к которым немеют руки…
– Я забыл, что пользовался перчатками, – спокойно пояснил Алан.
– Еще бы. Может, насчет маскарада на Хеллоуин тоже память дырявая?
Аннетт говорила с теплом и в шутку. Тодор заметил, как светятся ее глаза, чувствовал спокойствие, знал, что ее защитят. Прежде всего она сможет это сделать сама.
От наблюдения отвлекло мерцание. Новый символ, O, поблескивал на стекле, а после замерцал и, превратившись в золотистую воду, сполз по окну и окрасил один из небольших ручейков.
Тодор принял это за знак, которому надо следовать. Был уверен, что знакомый с детства город не даст ему ложных подсказок.
Его путь лежал в больницу. В ней работала Джин-Рут, ее символ лечения уже не имел никакой силы: у ведьмы не было магии, но она по-прежнему упрямо отрицала это. Единственная так и не принявшая свою свободу.
Вот и сейчас, перебросив заплетенные в колоски волосы за спину, она хмурила миловидное личико и спорила с каким-то посетителем. Под конец разговора вздернула кругленький носик и, хлопнув дверью, скрылась в кабинете.
Тодор слышал, как она расплакалась, чувствовал ее злость, но знал, что всему свое время. Джин-Рут, прожившая чуть больше восемнадцати лет с магией, так и не смогла ее себе подчинить, так и не впитала в себя наследственный источник Крейгов, как сделал это ее брат Алан. Редко удавалось применять ее в быту, что уже говорить о защите или работе, связанной с силой.