Сумрачный лес

– Мой дорогой Биттерлинг, – начал старик, обращаясь ко всем, – я могу успокоить и вас, и остальных. Чистосердечно заявляю, что я – истинный квендель и намерен оставаться им до конца своих дней. Просто я, как и некоторые другие жители Холмогорья, пытаюсь сохранить древние знания, которые остальными были забыты, чего, как я теперь понимаю, не должно было случиться. Когда мы вернемся домой, я непременно расскажу об этом подробно, и тогда давно потерянное в сумерках истории предстанет перед всеми. Назвать меня волшебником – это уж слишком… Я владею лишь парочкой скромных приемов, чтобы укрепить себя в трудную минуту, не более. Разве назовешь мою помощь иначе? Иногда достаточно чая из целебных трав, а порой нужно кое-что покрепче, – закончил он свою речь и лукаво подмигнул.

Все молча обдумывали его слова.

– Я верю Одилию! И всегда верил, – решительно заявил Карлман. – И расскажу об этом всем, кто захочет меня слушать.

– Если мы когда-нибудь выберемся отсюда и будем достаточно целы, чтобы вообще что-то рассказать, – вздохнул Звентибольд, но вид у него был уже не такой тревожный. Только Гортензия смотрела прямо перед собой с неопределенным выражением лица и, казалось, полностью погрузилась в мрачные мысли.

Пфиффер дружелюбно кивнул Карлману и взял один из двух фонарей. Поднявшись на ноги, он направил свет в ту сторону, где проход круто уходил вниз. Карлман, который сидел ближе всех к тому месту, с интересом подался вперед.

– Там ступеньки! – вдруг закричал он и так резко вскочил, что кот рядом с ним вздрогнул. – Елки-поганки, смотрите, настоящая лестница! Это не природная пещера! Ступеньки сделаны из камня, их кто-то построил… Выходит, еще одна старинная легенда оказалась правдой! Ведь именно об этом и говорил Эппелин: кто-то давным-давно прорыл туннель под живой изгородью, а дыра в стене – это вход!

Карлман в восторге смотрел на свою находку. Рядом с ним вглядывался в глубину старик Пфиффер, а Звентибольд и Гортензия, тоже поднявшись, заглядывали ему через плечо. Не было никаких сомнений: лестница из выветрившегося камня круто уходила вниз, в глубину. Свет фонаря доходил не очень далеко, и, чтобы лучше видеть, Одилий осторожно спустился на несколько ступенек.

– Ну как, вы можете что-нибудь разобрать? – робко прозвучал голос Звентибольда.

– Лестница продолжается так же, как и начинается, – сказал Одилий, – уж насколько можно судить при свете маленького фонаря. Но, похоже, она такая крутая только в самом начале, потом спуск становится более пологим.

– Мы туда пойдем? – спросил Карлман.

Несмотря на все переживания, в нем вспыхнула жажда приключений. Невероятно, но сейчас они, видимо, попали в самую гущу истории Эппелина. Старый Пфиффер был прав: этой ночью настоящий мир смешался с миром сказок и легенд. Не успел Одилий ответить, как Карлмана кто-то крепко схватил за руку. Это была Гортензия, которая пыталась помешать ему уйти в глубину.

– Ты останешься со мной, мой мальчик! – зашипела она. – Помни, что мы пообещали твоей бедной матери, когда в припадке безумия позволили тебе отправиться с нами в это страшное путешествие.

Карлман уже собирался возразить, как снизу раздался крик Одилия:

– Что бы там ни было, оно вряд ли хуже того, что ждет нас за стеной!

– Я в этом не уверен, да и никто не может знать наверняка, – ответил Биттерлинг, упрямо не двигаясь с места. – Уж лучше ждать здесь, пока не взойдет солнце, осталось недолго.

Одилий повернул назад, поднялся по ступеням и, подойдя к остальным, произнес:

– Однако ночь еще не закончилась… Мой дорогой мальчик, – обратился он к Карлману, – может, твой друг Эппелин, достойный внук Бозо, сказал, куда ведет этот проход и как по нему пройти?

Убедившись, что старик Пфиффер спрашивает всерьез, Карлман освободился от хватки Гортензии.

– Не совсем. Он говорил о множестве ходов, о настоящем лабиринте, который начинается под живой изгородью и тянется под лугами между Зеленым Логом и Краппом.

– Елки-поганки, откуда бы квенделинскому мальчишке все это знать?! – раздраженно воскликнула Гортензия. – У него что, есть карта, как у кузена Бульриха?

– Да, – вырвалось у Карлмана, и ему стало жарко. Он замолчал и поджал губы.

Гортензия шумно вдохнула, но, видимо, только для того, чтобы собраться с силами.

– Юный Шаттенбарт, ты так шутишь или издеваешься над памятью своего бедного дядюшки?! – рявкнула она с таким ожесточением, что Карлман отшатнулся к стене. – Придаешь себе веса дикими заявлениями, в то время как он исчез и, возможно, пропал… Мы попали в крайне затруднительное положение, а ты плетешь какую-то ерунду, да еще о картах! Разве не с карты начались все наши беды? Все из-за нее, из-за карты проклятого места, куда никогда не должен заходить квендель в трезвом уме и твердой памяти! Она всем принесла одни только несчастья! Ведь твоему дяде, а теперь и нам приходится бродить по этим жалким тропам…

Она остановилась, чтобы перевести дух, но тут вмешался старик Пфиффер.