Сундук мертвеца. Путь Базилио

Кролик, вопреки обыкновению, хамить и орать не стал. Вместо этого он опустил уши и жестом потребовал тишины.

Думал он минуты три. Потом решительно встал, кивнул пупице и вышел из палатки.

Солнце уже переехало на другую половину неба, тени от палаток стали длиннее. У родника, на раскисшей от воды тропинке, стоял лось в ватнике и, с довольством пофыркивая, пил воду. Рядом ждала своей очереди Ксюнька в жёлтеньком сарафанчике, задумчиво ковыряясь длинным птичьим когтем у себя в декольте. Увидев начальника, она попыталась изобразить что-то вроде реверанса, жирно хрустнула коленом, смутилась, поскользнулась, но в последний момент удержалась на ногах. Пупица ожидала, что кролик как минимум скажет глупой куздре что-нибудь неприятное, а скорее всего – по своему обычаю наорёт. Однако Веслоу удивил – вместо ожидаемой заковыристой ругани он только кивнул. Похоже, мыслями он был где-то далеко.

Чёрный клин раскопа глубоко рассекал дёрн. На этом фоне разноцветные спины копающих были хорошо заметны.

– Восемнадцатый, – подсказала Жанна.

Роджер обшарил глазами раскоп и наконец увидел у самой стеночки жука с цифрами 1 и 8 на надкрыльях. Он осторожно обрабатывал странный серый столбик с закруглённым концом, торчащий из земли под небольшим наклоном.

– Та-ак, – сказал Веслоу. Пупица посмотрела на него испуганно: у шефа подрагивала нижняя губа, а уши были так плотно прижаты к голове, будто кто-то пытался их оторвать.

– Кто это видел? – спросил шеф необычно тихо. – Перечисли всех. Без пропусков.

– Я, он, – начала пупица, – наверное, ещё вот этот, – она указала на машущего лопатой лошарика. – Позвать ещё кого-нибудь? – спросила она.

– Цуцика сюда, – распорядился кроль. – В любом состоянии. Если подох – принесите дохлого. Быстро.

Жанна Грегорьевна выскочила из раскопа, по пути отбросив хвост для ускорения. Она знала Веслоу достаточно давно, чтобы понимать: когда шеф говорит таким тоном и не ругается, лучше и в самом деле поторопиться.

Когда она вернулась, таща за лапку постанывающего, укутанного в покрывало цуцика, Восемнашка вовсю шерудил конечностями, заваливая серый предмет перекопанный породой. Рядом с ним столь же интенсивно трудился лошарик.

– Вовремя ты, – буркнул Роджер. – Мне нужен контур объекта, и не приблизительно, а точно. Давай работай, мудяка микронножопый.

Цуцик, попискивая и поскуливая – ему всё-таки было очень холодно и неуютно – спустился в раскоп, просунулся между лошариком и жуком и осторожно потрогал серый предмет. Тут же отдёрнул лапку и тявкнул – тихо, горестно.

– Что ещё? – осведомился шеф. Жанна Грегорьевна ожидала за этими словами обычной тирады с криком и бранью, но её почему-то не последовало.

– Аура… в-в-вау… – цуцик посмотрел вверх скорбными глазами, – н-неприятная.

– Отпидарасить бы тебя в мудыхало, пиздуктуктук, – меланхолично заметил кролик. Пупица несколько успокоилась: Роджера, кажется, отпускало. – Контур мне нарисуй, корозалупый неплоёбыш, а чувства свои можешь на ебоньки себе повесить и сплясать вокруг носа вкособлядку, понял?

В отличие от Жанны Грегорьевны, цуцик был существом чувствительным, а где-то даже и трепетным. От каждого грубого слова он дёргался, как от удара током.

– Ладно, давай трудись, кислобздей клощеебокий, – смилостивился начальник. – И когда вернусь, чтоб тут, блядь, ничего не было, вообще ничего нахуй, – бросил он лошарику, и тот заработал лопатой с удвоенной скоростью.

Он так и не вернулся. Зато цуцик долго – где-то с час, никак не меньше – ползал по раскопу, вжимаясь в землю и даже, кажется, пробуя её на вкус. В покрывале он работать не мог и выпросил у лошарика куртку, которую тут же извозюкал в земле и глине. Лошарик попытался возмутиться, но Жанна пообещала ему уладить вопрос с прозодеждой, а свою пожертвовать на важное дело. Пока лошок думал, цуцик закончил свои эмпатические манипуляции и ушёл, пошатываясь от усталости и хвори, вместе с заляпанной курткой. Лошарик так больше её и не увидел – как, впрочем, и многого другого.

Что касается Восемнашки, он всего этого по большей части и не слышал, а что услышал – не понял. Зато дальше у него всё пошло просто отлично: копать пришлось мало, закапывать было легко, а потом его увели обратно и дали две пачки комбикорма и маргарин. В жучиной землянке он оказался первым и забился в самый тёплый угол. Там он пригрелся и уснул, сытый и довольный. И даже, пожалуй, счастливый – настолько, насколько ему это было доступно в принципе.

Роджер Веслоу выглядел совершенно иначе. Вместо того, чтобы грызть моркву, строчить очередную кляузу или материть подчинённых, он просидел весь вечер у себя, разглядывая исчириканные бумажки, оставленные цуциком. Потом вышел, кликнул денщика-сарыча и попросил – именно попросил, без крика и ругани – позвать ответственного за безопасность.

Безопасник – кугуар с кенгуровьей прошивью – припрыгал минут через десять. В палатке Веслоу он провёл где-то полчаса. Потом он ушёл.