Весь ужин я тайком любовался Златовлаской. Бледная и ненакрашенная, с пучком волос на макушке она мне казалась настоящей принцессой из сказки. Вот вроде самая обычная девчонка, но была в ней какая-то скрытая сила, несгибаемый стержень. Жаль только, что и мне этот стержень пока не поддавался, а Алиса порой старалась выглядеть даже сильнее, чем была на самом деле. Когда не отвлекалась, как вот в этот короткий промежуток времени. И тогда она становилась почти малолеткой — забывала, где находится, громко смеялась над моими нелепыми шутками, вспоминая, правда, в какой-то момент, что место для смеха не самое подходящее, и замолкая, но уже в следующий момент снова забывала обо всем. И такой я ее просто обожал, стараясь не пожирать слишком откровенно взглядом. Но эту девчонку я хотел до такой степени, что порой невозможно было сдерживаться. И даже в больничной столовке я умудрялся возбуждаться, скользя взглядом по ее ладной фигурке.
На обратном пути из столовой я не выдержал и прижал ее к стенке в темном углу, который неожиданно нам подвернулся, и где никого, кроме нас, в этот момент не оказалось.
— Ты чего? — посмотрела она на меня огромными глазами, неестественно блестящими в полумраке коридора.
— Хочу получить должок, — не нашелся я, что еще можно сказать.
В уме я уже целовал ее и делал это куда как более страстно, чем мог позволить себе здесь.
— Саве…
— Тише, Златовласка, — прижал я пальцы к ее губам, чувствуя, какие они мягкие и трепетные. — Помолчи хоть недолго, ладно? Я просто поцелую тебя, не съем.
И я поцеловал, а она ответила. И мое сознание унеслось куда-то очень далеко, а воображение заставило действовать руки, сминая ее тело, касаясь всех мест сразу.
— Стой! — уперлась она ладошками в мою грудь, отталкивая от себя и возвращая мое сознание на землю. — Не надо, — тихо попросила.
— Что не надо, Златовласка?
— Не целуй меня больше.
— Это почему же? Я же вижу, что и тебе это приятно?
Ее слова царапали душу, хоть я и понимал, что сама она вкладывает в них смысл несколько отличный, совсем не тот, что лез в голову мне.
— В последнее время я стала воспринимать тебя, как друга. Очень хорошего и надежного друга, — торопливо говорила она, не глядя на меня. И лишь ладошки ее продолжали прожигать мою грудь через ткань футболки. — Пусть все так и остается, очень прошу тебя. Ты мне очень помогаешь, за что я благодарна тебе. Извини, что не могу пока работать в доме твоего дяди… Я… я пока ни о чем не могу думать, кроме папы…
— Стоп! Не продолжай, — снова заставил я замолчать ее, чувствуя, как неприятно покалывает в груди сердце.
Я понял, что неприятно мне было услышать из этих желанных уст больше всего. Что я ей друг. Ну все верно — с друзьями не целуются в губы. Друг не завладеет грудью, чтобы ощутить ее мягкость и упругость. Друг не имеет права представлять себя в постели с подругой. Друг должен быть опорой, но не тем, кого можно пожелать в ином качестве. И я не хотел быть другом Алисы, но наши желания были расхожи.
— Не провожай меня в отделение, — снова заговорила Алиса, когда так и не дождалась от меня продолжения речи.
Я просто не знал, что сейчас ей можно сказать. А желание напиться и забыться накатывало все сильнее и сильнее.
— До завтра, Златовласка, — только и сказал.
Чуть снова не прижался к ее губам на прощание, но хватило сил остановиться.
Как дошел до машины, даже не запомнил. А потом решил ехать прямо в клуб, не сворачивая домой. Если даже приеду рано, то пропущу пару рюмок для настроения, ну и чтобы забыться хоть немного.
Глава 14
Блин! Как же классно он целуется!
Эта шальная мысль заставила меня отложить книгу и откинуться на подушку, мечтательно прикрыв глаза. Я даже ощутила губы Савелия на своих губах, как будто он вдруг оказался тут и прижал меня к своей груди. Запах его парфюма — едва уловимый и совершенно ненавязчивый тоже витал где-то рядом, проецируясь из моего сознания в реальность. И длилось это до тех пор, пока папа не заворочался в кровати. Вот тогда я вынырнула из мечтаний и вернулась в окружающую действительность.
— Что пап? — присела я на краешек его кровати.
Кое-как получилось разобрать, что хочет он пить. Еще сложнее было напоить его через соломинку. Но в конце он даже сделал попытку улыбнуться мне, что уже немного радовало. Мой папа самый большой жизненный оптимист, который никогда и не перед чем не сгибается. И из этого ужаса он обязательно выкарабкается! Это желание я уже читаю в его глазах.
Уже на город опустилась ночь, и небосвод был усыпан звездами. В окно заглядывал молодой месяц, и на минутку, если закрыть глаза, можно было представить, что все в моей жизни хорошо, что вот-вот наступит лето, которое я так любила, со всем тем теплым и радостным, что оно всегда приносило с собой.
Все так и будет! А все несчастья мы прогоним из своей жизни!
Папа снова уснул. Мне же не спалось, хоть ты тресни. И читать уже не хотелось, да и трудно это было делать при тусклом свете ночника.