Супер сайз. Двойной удар

– Их папаня не вашего ума дело,– господи, главное не свалиться в обморок, к лыжам этого паразита.– Не смейте оскорблять при детях меня и их отца,– прошипела я, прикидывая, как бы половчее расцарапать физиономию нахалу. Хотя я всегда против насилия в любом проявлении. Но сейчас мне хотелось… Хотелось… Черт, мне хотелось укусить этого гада за закаменевшую губу.

– Бондарева завтра пенал сожрет от зависти,– радостный голосок Вари вернул меня в реальность.– Хлебушек, спасибище. Я вас люблю. Вы лучше в сто миллионов раз папы Гриши.

Мне показалось, что меня подкинула неведомая сила, встряхнула и треснула об пол со всей мочи, после слов дочери. Варя прижалась к погорелому мачо, так естественно. И сходство этих двух буквально выбило из меня дух. Мамонт – гребаный ювелир. – С чего вы вообще потащили моих детей в парикмахерскую? – задала я вполне резонный вопрос. Но наткнулась на взгляд полный ярости и заткнулась. Он онемел, что ли?

– Потому что к доктору надо ходить красивыми,– насупившись пробубнил Вовка, ковырнув паркет носком кроссовки. – Так Глеб Егорович сказал. А еще сказал, что если мы тебе не расскажем, он купит мне плейстейшен.

– А я их предупреждала, что ты их убьешь, – фыркнула Варюша, кокетливо поправив слишком пышную для девочки семи лет прическу.

– Да, но мы не успели к доктору. Угадайте по чьей вине?– проорал наконец обретший дар речи мамонт.– Ваши личинки…

– Погодите, с какой стати вы потащили Моих детей к какому – то врачу? И почему они ушли с занятий?

– Хлебушек сказал, что справку нам возьмет за прогулы. Но мы не успели. И хлебушек Огрович сказал плохое слово. Десять плохих слов, и плюнул еще на землю некультурно, – сдала своего любимчика розовокосая девочка. – А еще мы ели бургеры, и тетенька нам ногти стригла. Во, смотри какой у меня лак,– в нос мне уткнулась маленькая ручка, увенчанная крохотными ноготками кислотного цвета. У меня в голове вдруг распустил иглы огромный дикобраз, во рту пересохло, а в глазах поплыли радужные пятна. Я его убью. Прямо сейчас, здесь. Дам по наглой башке чайником. Интересно, Альбертовна сможет воспитать моих детей? Зайку я люблю. Но близнецов не доверю. Она слишком потакает им во всем. Отец мой вообще не вариант. Если он бросил родную дочь в нежном возрасте, точно не преминет повторить подобный трюк с двумя внуками. Да и ненадежный он. А вот чужая Альбертовна…

– Я просто решил, что у ваших антихристов стресс,– надо же он что сейчас, пытается из себя строить оскорбленного? Вон глаза бегают, и руки трясутся. – Квартира то ваша сгорела. Ты бездушная женщина, Параша. Отправила испуганных детей в школу. Нет бы спасибо сказала за праздник, который я устроил ребятам.

– Детей? Не личинок, ни антихристов, ни исчадий? Детей? – взвилась я, не веря ни на минуту в альтруизм дымящегося ископаемого шерстяного слона. Сейчас Седов еще больше был похож на огромного мамонта – ушастого и облезлого.– Какого черта вы распоряжаетесь жизнями моих детей. МОИХ, слышите? За что спасибо? За то что вы за два часа превратили малышей в черте кого?

– Я их превратил в людей, их в школе теперь уважать будут, по крайней мере, – прорычал дымящийся демон, отсвечивающий покрытыми сажей ушами, подходя ко мне слишком близко. Моду взял, блин.– И чем вы воняете? Это что, ваниль?

– Бисквит,– выпятила я подбородок. – Это шампунь, мыло и крем с ароматом ванильного пая. Между прочим, мне его презентовал магазин, в котором вы мне бельишко заказали.

– Выкинь дрянь, или лучше захорони, как ядерные отходы,– просверлил мне переносицу взглядом этот упырь.– Ненавижу эту вонь. Синие платья. Отвратительных детей. И с некоторых пор фены.

– Так, дети, уходим. У меня есть мороженое,– сквозь пелену злобного упрямства донесся до меня голос Альбертовны.

– Чего это? Интересно же,– пробасила Варюшка, но сейчас у меня не было сил даже на нее гаркнуть. Потому что я пыталась в это время не отвести взгляда от вражины. Нельзя давать слабину.

–Поговорить нужно вашим маме и…– начала было экономка.

– Альбертовна!!! – проорали мы в один голос с мамонтом. Женщину и детей тут же словно ветром сдуло.

Лучше бы они остались тут. Наедине с мамонтом мне кажется, что я попала в самый страшный хоррор. Он вдруг схватил меня за плечи и с силой притянул к себе, не дав опомниться. Губу обожгло болью. Черт, он укусил меня, что ли? Воссоздал мою фантазию, перевернув с ног на голову. Паразит.

– Я хотел понять, зачем вы всегда прикусываете чертову губку,– хмыкнул Седов, отталкивая меня от себя.– Думал вкусно. Невкусно.

– Придурок,– всхлипнула я, ослепнув от ненависти к этому зажравшемуся нахалу. Хотя, ненависть ведь не бывает без злости и отвращения. А сейчас я ощущала совсем другое нечто.

– А еще скот,– мурлыкнул мне в ухо громадный оборванец.– И огр. Но я все равно лучше папы Гриши. Кстати, запрети детям называть это чмо отцом.

– Спасибо, что напомнил, скот,– черт, как же жалко я прозвучала.– И с чмом я разберусь сама. И только посмей еще раз ко мне прикоснуться.

–Прости, я забыл, такие, как ты же не приемлют соприкосновений губ, поцелуев,– прищурился мамонт.