Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала

— Я отказываюсь от вашего предложения! С завтрашнего дня Теодоро Кастро прекращает свое существование, не станет в разведке и Луизы — псевдонима моей супруги.

Павлов улыбнулся и опять тихо спросил:

— Почему?

— Потому что в архивах работают с мертвыми бумагами, а я с четырнадцати лет, со вступления в комсомол, привык иметь дело с живыми людьми!.. С моим опытом работы и моим зарубежными связями, как по коммерческой, так и по дипломатической линии, я мог бы принести еще много пользы стране, а вы списываете меня в архив. — Он сделал секундную паузу, потом с горечью добавил: — А может быть, под таким благовидным предлогом руководство Комитета решило действительно избавиться от меня? Если это так, то получается, как в той песне «Шумел, горел пожар московский»: «Судьба играет человеком, она обманчива всегда, то вознесет его высоко, то бросит в бездну без стыда…» И без следа.

— Ну почему же без следа? — подхватил Павлов. — Вы с Лаурой прожили хоть и напряженную, но полноценную и светлую жизнь за кордоном, ваша работа получала в Центре высокую оценку. В Латинской Америке и на Апеннинах вы обессмертили свое имя для разведки. И след вы в ней оставили глубокий. Это, в частности, подтверждают твои, Иосиф, правительственные награды. Ордена Красной Звезды и Красного Знамени так просто у нас в стране не даются. Ими награждаются только за особые боевые заслуги перед Родиной…

Иосиф протестующим жестом поднял руку:

— А почему же тогда Родина и разведка отворачиваются от нас сейчас?.. Мы с Луарой считали, что в условиях начавшейся «холодной войны» окажемся еще нужнее Советскому Союзу… Но только не в архиве… — Григулевич потер ноющие виски и, не глядя на Павлова, сердито обронил: — Никчемным кажется мне сейчас все, что я делал до сих пор и намеревался сделать в разведке в дальнейшем… Оглядываясь назад, создается впечатление, будто я всю жизнь шагал против ветра и постоянно боролся, чтобы только меня не арестовали и не сломали за границей. Если бы год назад я мог знать, что по возвращении в Советский Союз мною распорядятся так, то без колебаний ответил бы тогда правительству Коста-Рики согласием на их предложение.

Павлов насторожился.

— Не понял. О каком предложении идет речь? — И он пристально посмотрел Григулевичу в глаза.

Иосиф спокойно встретил его взгляд, сделал обманчиво беззаботную улыбку и равнодушно ответил:

— Да о назначении меня министром иностранных дел Коста-Рики.

Полковник саркастически хмыкнул.

— Ничего не понимаю! — отрывисто бросил он. — Каким еще министром?

— По-моему, я выразился достатосно ясно: министром иностранных дел.

— Постой, постой, Иосиф, — прервал его Павлов. — Я первый раз слышу о том, что Коста-Рика хотела назначить тебя министром иностранных дел…

— А вы и не могли знать об этом, потому что я не сообщал в Центр о сделанном мне тогда предложении со стороны костариканцев.

— А почему ты не сообщил об этом? — удивился Павлов, пожимая плечами.

— Потому что был убежден, что Центр не одобрит такое высокое назначение своего подчиненного. Да что об этом говорить! — махнул рукой Иосиф. — Вы же сами все прекрасно понимаете! От зависти у некоторых ваших руководителей, наверно, глаза на лоб полезли бы. Ну да ладно! Что теперь говорить об этом. Все, что ни делается, то к лучшему… Передайте своему руководству, что от службы в архиве я отказываюсь.

— Не надо, Иосиф, обижаться на разведку. Лично мне тоже обидно, что руководство Комитета решило зарезать курицу, несущую для разведки золотые яйца, — отозвался Павлов и, желая вернуть Григулевича в спокойное русло разговора, добавил: — Коротков просил передать, что в случае твоего отказа мы будем и «на гражданке» прибегать к твоей помощи по Ватикану и странам Латинской Америки.

Григулевич, умевший держать свои эмоции под контролем, на сей раз не выдержал:

— Ах вот как! Значит, Коротков заранее расчитывал на такой вариант моего ответа. То есть на мое увольнение по собственному желанию. Теперь мне понятно, откуда дует холодный ветер… И прошу вас, Виталий Григорьевич, не надо сравнивать меня с курицей. Возможно, я и выгляжу в данный момент мокрой курицей без золотых яиц, но это еще не значит, что я теперь ничего не стою. Для ПГУ, может быть, и ничего, но сам себя я оцениваю настолько, сколько я стоил год назад в Италии и Ватикане, а еще раньше в Испании, Аргентине, Бразилии, Чили и так далее. Уверен, что и для Лауры я мокрой курицей не стану. И цена моя даже без золотых яиц и «на гражданке» не снизится… Сидеть без дела, стареть и плевать на все я не собираюсь. Будем жить с Лаурой жизнью простых советских людей. Честно говоря, я никак не ожидал, что этот день станет последним в моей разведывательной деятельности и рубежным в жизни вообще. Что все мои планы в одночасье рухнут, и жизнь теперь пойдет в новом измерении.

— Извини, Иосиф, если я обидел тебя своим неудачным сравнением. Поверь, я глубоко уважаю тебя и ценю как талантливого человека и блестящего разведчика-нелегала… Лично я считаю тебя асом нашей внешней разведки.