Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала

Павлов быстро подошел к нему, крепко сжал его руку и не отпускал ее до тех пор, пока не почувствовал ответное его пожатие.

* * *

Непредвиденное отстранение от работы в разведке Иосиф переживал так сильно, что несколько дней ничего не мог делать, ни к чему не прикасался в квартире и не выходил из дома. Переживания его усиливались еще и от бесконечных упреков жены, что он, несмотря на все ее уговоры еще там, в Италии, поехать после окончания служебной загранкомандировки на ее родину в Мехико, настоял на своем — только в Москву!

— И что мы имеем теперь? — продолжала она пилить его с утра до ночи. — Остались без средств к существованию. Вот так отблагодарила твоя Родина за все то, что ты сделал для нее за время долгой, рискованной и опасной работы за кордоном. Твоя работа в разведке в конечном итоге закончилась ничем.

— Ну почему же ничем? — возмутился Иосиф. — Я забрался, можно сказать, на самую вершину своего успеха! Попал в политическую элиту Коста-Рики. Был послом в трех государствах Европы. Мог бы стать и министром иностранных дел Коста-Рики, но не стал им по своей воле… Я отказался от этого высокого дипломатического ранга во имя дальнейшей работы в советской разведке. Ты же видела и знаешь, как я работал тогда. Но кого-то здесь, в Москве, мои достижения стали, очевидно, раздражать, следствие этого — несправедливое увольнение. Ничем другим объяснить свою отставку я не могу. Мне, конечно, досадно и обидно, что все так абсурдно получилось. А ведь я строил большие планы на будущее, мне очень хотелось поработать еще в Испании…

— Это хорошо, что ты строил какие-то планы, — прервала его Лаура. — Кто не строит планы, тот не живет, а просто существует.

Она смотрела не него сочувственным взглядом, глубоко переживая свое и его отстранение от работы в разведке. От такого неожиданного поворота в жизни черты лица ее, некогда красивого и доброго, как-то сразу заострились, и хотя она и раньше была не особенно улыбчивой, но теперь она стала еще строже.

— После разговора с Павловым, — продолжал тем временем Иосиф, — в душе у меня будто образовалась черная дыра, а в сердце засела острая игла, не дающая мне покоя…

— Так тебе и надо за то, что не послушался меня тогда в Италии. Господи, что же теперь будет с нами? — жалобно вдруг обронила она и перекрестилась.

— Все будет нормально, — утешал он ее. — Я не вижу оснований, чтобы из-за увольнения рвать волосы на голове. Жить можно и нужно при любых условиях. Мы с тобой уже не раз доказывали это, преодолевая более тяжелые испытания, которые выпадали нам в странах Латинской Америки. А то, что мы оказались вне разведки, надо воспринимать не как трагедию, а как недоразумение, с которым нужно смириться и сохранять свое достоинство, спокойствие и трезвую голову. Надо просто переждать какое-то время… А потом…

Тут Иосиф запнулся и надолго умолк: он думал о том, что теперь его высшая цель — сделать все возможное и невозможное для счастливой и спокойной жизни семьи.

— Почему ты долго молчишь? — забеспокоилась Лаура. — И вообще, когда ты над чем-то глубоко задумываешься, твои глаза и лицо сильно меняются. Вот сейчас ты кажешься мне совсем другим человеком.

— Да, Лаура, — откликнулся он тихим голосом. — После состоявшегося разговора с Павловым я стал другим человеком, что-то во мне умерло. Наверно, это связано с тем, что я рассчитался с прошлым, и теперь нам надо двигаться вперед совершенно другим путем, чем в разведке. Сейчас уже не прошлое, а настоящее будет иметь большое значение. И, разумеется, будущее… Никаких перевоплощений и других ролей у нас впредь не будет. Не будет риска и опасений оказаться разоблаченными и арестованными, чего ты больше всего боялась там, за кордоном.

— Боже мой! — воскликнула она. — Именно этого момента я давно ждала, ждала когда ты станешь самим собой, не играя роли других людей. Мне доставляет огромное удовольствие познакомиться теперь уже не с мексиканцем Мануэлем Родригесом и не с костариканцем Теодоро Кастро, а с настоящим советским гражданином Иосифом Ромуальдовичем Григулевичем. — И она поцеловала его.

— Да, я стал советским человеком, и возврата к прежнему образу жизни у нас не будет. Не придется мне притворяться и лицедействовать, внушая своему окружению, что я не тот, кто есть на самом деле.

— Вот ты несколько секунд назад говорил, что нам надо переждать какое-то время, а на слове «потом» запнулся… Так что же все-таки будет потом?

Иосиф задумался.

— Потом я имел в виду открывать приемлемые для нас новые ориентиры в нашей жизни. Желание бороться за место под солнцем у меня осталось. Ты только не упрекай, что я зря настоял на нашем возвращении в Советский Союз.

— Я не скажу об этом больше ни слова и буду помогать тебе, чем могу и что будет в моих силах. А ты, чтобы уйти поскорее от прошлого и растопить душу от обиды на советскую разведку, почаще обращайся к семейным фотографиям, которые ты привез недавно от своих родственников из Литвы…

Произнесенные ласковым тоном слова обрадовали Иосифа, и, обняв Лауру за плечи, он сказал: