Супербоги. Как герои в масках, удивительные мутанты и бог Солнца из Смолвиля учат нас быть людьми

БАБОЧКИ ВЗЛЕТАЮТ, СТИРАЯ НОЧНОЕ НЕБО. ЛАВИНА ЦВЕТА РАЗМЫТА, МЕМБРАННЫЕ КРЫЛЬЯ РАЗРЕЗАЮТ ВОЗДУХ, ЭФФЕКТ ЖИВОЙ ПУЛЬСАЦИИ ВИТРАЖНОЙ РОСПИСИ. В НЕМ ВПЕРВЫЕ СМУТНО ШЕВЕЛИТСЯ СТРАХ.

Повествование здесь – типичный Макгрегор: вычурное, на пределах общепринятой грамматики, с болезненным привкусом самоанализа. Такова была комиксовая версия прог-рока, который слушали мои одноклассники и презирал я, – King Crimson, Greenslade, Yes, – и однако, тексты Дона Макгрегора мне нравились.

Его работы пылали священным огнем праведной ярости, полной любви. Его фанаты пылкостью не уступали своему идолу в струящейся пиратской рубахе и были такие же громогласные, но даже это не спасло его изысканные комиксы от закрытия, когда в «Марвел» пал топор. Тонко чувствующих авторов сменили бизнесмены, и они ввели новый фирменный стиль – теперь зазубренные лезвия экспериментов полагалось покрывать пластмассой. От этого Макгрегор был еще круче – мученик от искусства, принесенный в жертву на алтарь категорического отказа уступить хоть одну каплю крови, пота, туши и слез. В интервью он был напорист и умен – герой школьников-нонконформистов по всей Земле.

ВОТ, ЗНАЧИТ, ПОСЛЕДНЯЯ УТРОБА. СМЕРТЬ! ГЛЯДИ! УСТРЕМИ РАНИМЫЙ ВЗОР В ПРОНЗИТЕЛЬНЫЕ ЛЕЗВИЯ. М’ШУЛЛА СТОИТ, ИЗМАРАННЫЙ МАРСИАНСКОЙ КРОВЬЮ… ВАГНЕРОВСКАЯ МУЗЫКАЛЬНАЯ ДРАМА, СВИРЕПЫЕ ЛИБРЕТТО ТЕКУТ ВОДОВОРОТАМИ МАРСИАНСКОГО РАСПАДА. ШАГАЙ ВПЕРЕД, МЕНЕСТРЕЛЬ, ПРИУКРАСЬ СВОИ ПЕСНИ О СЛАВЕ ВАРВАРОВ, А МЫ СТАНЕМ ПОПИВАТЬ КИСЛЫЙ ГРОГ И ДЕЛАТЬ ВИД, БУДТО СОН НАШ НЕ ТАИТ КОШМАРЫ!

Балансируя на тонкой грани абсурда, такие вот строки (изображавшие, заметим в оправдание Макгрегору, делирий персонажей в заброшенной машине виртуальной реальности) восхищали меня лирическими аллюзиями; они рождали образ писателя-визионера, что швыряет слова на бумагу, как Поллок швырял краску на холст. Имя Макгрегора практически вычеркнуто из общепризнанной истории развития супергеройских комиксов, однако на следующее поколение он повлиял безмерно. Я вырос, мечтая быть писателем, который умеет изливаться полностью, как Дон.

В его «Jungle Action» № 19 фигурировала жестокая боевая сцена, в которой Т’Чалла выходил на битву не с ку-клукс-кланом, но с подобной организацией, – действие разворачивалось в супермаркете, и в ходе ее злобная белая старуха раскроила Черной Пантере череп банкой кошачьего корма. Потрясающая сцена; мы столько лет наблюдали, как сшибаются планеты, но теперь ужасно правдоподобная двухдюймовая рана на голове Пантеры переворачивала все нутро – с ней уже не могли тягаться громоподобные, однако слишком привычные удары, от которых рушилась кирпичная кладка у Кирби.

У Макрегора было еще одно дитя любви под названием «Ворон-Убийца: Воин миров», центральный стрип в «Amazing Adventures». Серию он унаследовал от Роя Томаса и Нила Адамса, которые изначально и сочинили это продолжение «Войны миров» Герберта Уэллса: здесь пришельцы с Марса вновь прилетают на Землю сто лет спустя и, усвоив уроки, преподанные им в эдвардианской Англии, успешно завоевывают планету и превращают человечество в перепуганную и деморализованную расу рабов. В мире Ворона-Убийцы людей разводят для гладиаторских боев, развлекающих марсианскую знать, или в качестве пищи для адских марсианских вечерних трапез. Против Красной Угрозы сражается банда потрепанных партизан под командованием рыжеволосого мессии Джонатана Ворона, он же Ворон-Убийца, величайшего из гладиаторов, который весьма эффектно изображает постапокалиптического Спартака – этакий явившийся загодя «Воин дороги»[154] в предпанковской коже и цепях, как будто на падение цивилизации мгновенно откликнулся глэм-рок.

И так же мгновенно Макгрегор взялся за работу, адаптируя многообещающую, однако почти не развитую предпосылку серии к собственным, более широким интересам. Рецептурные сюжеты про инопланетное завоевание полетели в окошко, а вместо них явились шокирующее насилие, этическая двусмысленность, ярко нарисованные персонажи, формализм повествования и обширные поэтические отступления на темы любви, нравственности и страдания. У Макгрегора был идеальный партнер – художник Ф. Крейг Расселл, чье дизайнерское и тонко-психоделическое нуво развилось из романтической школы Барри Смита и отвешивало поклоны Бёрдслею и Мухе, что прекрасно сочеталось с возвышенным тоном и устремлениями комикса.