— Так, послушайте. Я, наверное, пойду. У меня только что личная трагедия случилась, и мне совершенно не до этого
— Да погоди ты. — Вера вскочила. — Чо, обиделась? Не обижайся. — Бросила злой взгляд на подругу. — Блин, Ника, вежливее нужно с людьми, это я тебе как педагог будущий говорю. — Повернулась ко мне и мягко усадила обратно. — Слушай, Варя, прости ее. Ну, куда ты сейчас пойдешь? Под дверью заседать всю ночь будешь? Что-то мне подсказывает, что тебе даже позвонить некому, чтобы выручили.
Мне бы и хотелось отключить эмоции, как обычно, но выходило все хуже. Опустила голову:
— Ну…
— Вот. — Обрадовалась Вера. — Посиди пока с нами. Вечер, пятница. Мы хоть и на работе, но отдыхать не забываем. Сейчас позвоню Жентосику, он поможет дверь твою вскрыть. — Вздохнула. — По тебе ж видно, что ты девчонка неплохая, немного заблудившаяся, слегка раненая жизнью. Мы тебя сейчас по-соседски живо в порядок приведем. Зуб даю, выпьешь и полегчает. Давай.
Ника поерзала в кресле:
— Поддерживаю. И это… Прости, если чо…
— Да, пей, давай, и я с тобой. — Вера вложила мне в руку рюмку. — А там, глядишь, и на слезы пробьет. А где слезы, там облегчение. Точно тебе говорю. Копить все в себе — только болезни зарабатывать. Нужно дать чувствам свободу, отпустить их на волю. Ты пей-пей, а я пойду, позвоню Жентосику. — Встала и скрылась в кухне.
Крепко обхватив стеклянную емкость и решительно поднеся к губам, я принялась пить содержимое маленькими глотками. Дыхание почти сразу же вырвалось у меня изо рта огненным облаком. Глаза заслезились, гортань зажгло, кашель накатил изматывающими тяжелыми спазмами.
— Ой, да не так! — Ника, соскочив с кресла, легонько похлопала меня по спине. — Ох, ты ж бедная! — Села обратно, дождалась, когда вытру слезы, взяла рюмку и подняла перед собой. — Смотри, как надо: выдыхаешь, залпом опрокидываешь и огурчиком занюхиваешь. — Тут же проделала все вышесказанное. — А там уж можно и закусить. — Покачала головой. — И откуда ж ты такая взялась?
— Из дома, — пробормотала я.
— Ясен пень. — Она резко выпрямилась. — Прости, мне нужно ответить. Работа зовет.
— Хорошо.
Девушка откатилась на кресле к окну, расправила плечи, нажала что-то в ноутбуке и, закинув ноги на стол, произнесла несвойственным ей низким и хриплым голосом:
— Да. Привет, сладкий. Чем занимаешься? Нет, не уходи. Я не отпущу тебя. Вечер только начинается. — Она так широко улыбалась, глядя куда-то за окно, где вдалеке волны облизывали берег, что мне стало тепло и радостно за нее. Хоть кому-то было хорошо. Хоть кому-то звонил любимый.
Я налила еще рюмку и уставилась на нее, вспоминая порядок действий. Как там? Опрокинуть залпом, занюхать, закусить?
— Мы с тобой только вдвоем. — Мурлыкала Ника, растекаясь ленивой кошкой по креслу. — Нет? Втроем? — Она тихо засмеялась. — Мммм… Как зовут твоего друга? Жора. Отлично. Какой ты большой, Жора. Ты сделаешь мне больно? Ох, да. А как хочешь, чтобы звали меня? Милана? Тебе сегодня повезло, малыш, ведь я и есть Милана.
Я выпрямилась и уставилась на нее. Что происходит?
— Подойди ближе, видишь, я вся мокрая? И рядом нет ни одного полотенца. Хочешь меня потрогать? — Ника, кажется, просто балдела, закрывая глаза и рисуя пальцем узоры на стекле. — О-о-о, что? Банан?! Ну, хорошо. Люблю бананы. Сочные, твердые, спелые. — Опять хохотнула. — Так и знала, тебя не обманешь. Недоспелые люблю, немного зеленоватые, да. Хот-доги? Да. С сосиской, горчицей, кетчупом. Ммм, я прикусываю чуть приоткрытый кусочек хот-дога. Да, поджаренный. И майонез бежит по моим губам, чуть капает на подбородок. Касаюсь губами округлого кончика, осторожно, неторопливо. Это даже не сосиска — сарделька, толстая, датская. Окей, это деревенский хот-дог. Как скажешь.
Вторая рюмка оказалась не такой огненной. Видимо, услышанное действовало гораздо действеннее: обжигало и накаляло разум похлеще горячительного.
Ника тем временем, лениво потягиваясь, продолжала: