Суперкарго. Путевые заметки грузового помощника капитана

— Плехо, плехо, — повторяет рыжий. Я начинаю нервничать, но держусь. Жарко и душно. На термометре выше 30 градусов Цельсия, на палубе, как в парилке. То и дело заскакиваю в коридор, чтобы отдышаться в прохладе, попить воды из сатуратора. Все судно толстым слоем покрыла пыль — поташ. Причал тоже побелел. Но вообще на причале чисто, зеленеют газоны, блестят дюралевые стены складов. За воротами порта трубы и баки химического комплекса, а еще дальше — домики рабочих. Пассир-Гуданг в шести милях от порта, а до Сингапура шестьдесят миль. Все это мне рассказывает пожилой стивидор-индиец. Добрый дядька, сердечный. Сам он долго плавал матросом на судах под разными флагами, бывал и в России.

— Хорошая страна, — качает он головой. — Как моя родина.

Хвалит родину, а живет здесь. Почему? Тяжело, очень тяжело индусам после векового английского владычества... Мы говорим с Маду, и я начинаю привыкать к языку, хотя барьер еще не сломан.

Во время перерыва на палубе дурачатся двое молодых рабочих. Прыгают, словно им по восемнадцать, а заговариваю — одному под тридцать, есть дети, а получает он в месяц около 150 малайских долларов, по-нашему, рублей тридцать... Оба — мусульмане. Название парохода им нравится. Еще бы: Сулейман — мусульманское имя! А вообще выясняется, что им нравятся русские, из всех белых только русские разговаривают с ними, как равные. Попробовали бы они попрыгать перед рыжим управляющим! Перед ним они, увы, рабски покорны. И полицейских, которые сразу после швартовки поднялись на борт в своих зеленых в обтяжку костюмах с галунами и кольтами, они тоже боятся, хотя те и желтые.

Уже к концу выгрузки пришли в трюмы с десяток женщин. Каждая со своей едой, лопатой и ребенком, привязанным за спиной. Перед работой разожгли костер на корме, запахло едой. Видно, везде, куда приходит женщина, появляется очаг и наступает уют. Но отдыхали они недолго. По команде стивидора все десять, путаясь в длинных, до пят, сари и позвякивая браслетами (все они из Индии), спустились в трюм и принялись лопатами кидать поташ из дальних углов трюма на середину, где работал маленький бульдозер, сгребая поташ для грейдера. В ядовитой пыли, в сорокаградусную жару, с детьми на спинах зарабатывали женщины свой кусок хлеба. Подошел Сергей Петухов, мы переглянулись.

— В аду, наверное, немногим лучше? — сказал я, кивнув вниз. Он промолчал.

Потом мы совещались с агентом, что делать с несколькими многотонными ящиками, направленными на Сингапур. Может, лучше выбросить их здесь и переправить автомобилем? Нет, слишком дорого. Значит, будем заходить и в Сингапур.

Все те же шумные парни с прилизанными волосами приносят мне сюрвейерские акты, расписки, таймшиты, которые я тщательно проверяю и, мысленно перекрестившись, подписываю неуверенной рукой. И тут в иллюминаторы ударила вода. Тропический ливень хлынул с небес.

— Палубная команда — на швартовку! — слышатся властный голос Анатолия Лаврентьевича.

Я бегу на мостик. Под проливным дождем наши матросы разносят концы на корме и полубаке, бегут под укрытие надстройки. Мне так хочется сбежать вниз и помочь парням, но я уже не практикант, не матрос, мне надо быть на своем месте. А надо бы, ох, надо помочь парням. Тяжела матросская работа. А отовсюду несется: «Быстрей, быстрей!» Ведь за каждую лишнюю минуту стоянки приходится расплачиваться золотом.

А наше судно уже выходит из гавани, огибает мыс, и перед глазами во всей красе разворачивается ночной Сингапур. Через два часа мы стоим на Западном рейде, в компании с десятками судов из разных стран мира. Я уже знаю, что на рейдах и причалах Сингапура, этого «перекрестка всех морских дорог», бывает в год свыше тридцати тысяч судов, около трех тысяч из них — под советским флагом. В этом городе-государстве на улице Сесил-стрит в огромном современном здании Дальневосточного банка находится контора Советско-Сингапурского пароходного агентства Сосиаклайн, управляемого поочередно советским и сингапурским генеральными директорами. Дальневосточные, моряки и рыбаки постоянные гости в этом городе у экватора, и многие из них знают его не хуже родной Находки или Владивостока.

Для меня, как для любого владивостокского парня, с юных лет Сингапур был городом романтической мечты. Еще не побывав в нем, я столько наслушался о красоте его улиц, экзотике восточных базаров, парке Тигрового бальзама, крокодиловых фермах... Но на этот раз нам не удастся побывать в городе. Через несколько часов наш груз — уже на борту деревянных барж: старший стивидор, расторопный малый, как и многие здешние чиновники, говорящий чуть ли не на всех известных языках, в том числе и на русском, подписал мне документы с одной оговоркой: «Две бочки с железом разрушены», хотя на самом деле этих бочек больше, да есть и порванные мешки, но, видно, Вильямс не хочет по пустякам портить с русскими отношения.

— Когда вы успеваете перерабатывать такое огромное количество судов? — спрашиваю я его, кивая на рейд.