Суперкарго. Путевые заметки грузового помощника капитана

Подходим к таинственному Пассир-Гудангу. Небо раскинулось во всю ширь, на небе ни облачка, только беспощадное солнце, не оставляющее тени. До экватора, говорят, так близко, что можно с борта допрыгнуть, если постараться. Все чаще встречные суда: танкеры, сухогрузы, рыбаки. Еще вчера мы подготовились к встрече с землей: доктор сделал прививки от оспы и чумы, артельщик выдал сухое тропическое вино, потому что на берегу таможенники опечатают артелку. Идем Малаккским проливом. Слева — горбушки островов, на скале стоит одинокий маячок, справа — тоже острова, покрытые густой зеленью, лишь кое-где проглядывает красно-бурая земля, так характерная для этих мест. Отчетливо видно каждую пальму на берегу и небольшую рыбачью деревушку на сваях. Домишки с красными, как земля, крышами, а за ними зеленой стеной встают джунгли. Недалеко от берега, из воды торчат длинные трехметровые колья. Это затоны рыбаков. Сами рыбаки в узких лодках, через которые перекатывается вода, шныряют по проливу. Гребут они стоя, нажимая на длиннейшие весла, мускулы лоснятся под солнцем на обнаженных худощавых телах. На противоположном берегу в удобных тихих бухточках с зеркальной водой покачиваются белые яхты и высокие катера. На террасах, над бухтами — живописные коттеджи, увитые зеленью, за ними идет лес, а еще дальше, за холмами, виден рейд с множеством судов и вздымающимися, словно из воды, небоскребами. Это Сингапур — перекресток морских дорог, мечта каждого владивостокского мальчишки.

Подошел лоцманский катер. Лоцман — чистенький, вежливый малаец в белом тропическом костюме, в очках и с рацией через плечо, поприветствовав нас, дал команду: «Малый вперед». Впереди уже видны элеватор и причалы. Но начался отлив. Нам пришлось встать на бочку и ждать до утра.

Свободные от вахт ребята столпились у борта, перекидываются фразами с малайцами на катере, те смеются. Моторист Витька Путинцев бросает им «Беломорканал», матросы закуривают, выражая полное удовольствие, закатывают глаза. Но вот выходит их капитан, командует — и парни разбегаются. Катера, взревев мощными двигателями, исчезают за поворотом реки.

У меня такое впечатление, будто мы лежим днищем на дне реки: так неподвижен наш теплоход. А неподалеку возле причала стоит наше владивостокское судно, тоже «писатель» — «Гавриил Державин». Он почти выгружен, задрал нос, обнажив красное днище.

Над головой то и дело с ревом проносятся самолеты. Вон, кажется, и наш, советский, пошел, мигая огнями. Из Москвы в Сингапур давно работает авиалиния. Аэродром где-то здесь, рядом. Вдалеке за ним в вечернее небо поднимается черный столб дыма: горит лес. Лоцман говорил: «Биг файр», большой пожар — неподалеку упал в джунгли самолет...

Смотрю вокруг, не могу идти в каюту. Все еще не верится, что я — здесь!

Глава 3. Первое крещение

Как бы ни страшился я этой минуты, как бы ни желал, чтобы наступила она попозже, заставляя мысленно растянуться время, она все же пришла. По трапам и коридорам застучали чужие шаги, и раздалась живая английская речь, не та, которую я (увы, не очень тщательно) готовил к экзаменам в школе и вузе, а та самая, на которой изъясняются в англоязычных странах, в список которых входят и многочисленные бывшие колонии «королевы морей» Великобритании. Сердце мое провалилось и трепетало где-то в районе щиколоток, когда я вошел к капитану. У него собрались агенты и портовые власти. Человек пять молодых холеных молодцов в свежих белых сорочках, набриолиненные и выбритые, сидели, развалившись на диване, и, покуривая, болтали. О чем? Клянусь, я не понимал ни слова. А между тем по Уставу службы именно грузовой помощник, то есть я, и должен быть на судне первым специалистом по английскому языку. Я был, как щенок, выброшенный в реку, — плыви или тони. И я «поплыл»...

Старший из иностранцев с маленькими черными усиками и щегольской бородкой, разговаривая с капитаном и коллегами, все подливал в рюмки выставленную капитаном из холодильника водку в запотевшей бутылке. Однако наши гости больше подносили ко рту наполненные рюмки, чем пили, за всю эту встречу они бутылку так и не располовинили.

Все присутствовавшие малайцы говорили на английском языке и, мне показалось, специально произносили слова не очень внятно, чтобы мне, несчастному, было труднее их понять. Да и сам мастер, чувствовалось, испытывал некоторое затруднение и отделывался короткими репликами и фразами. Я же только слушал, переводя глаза с одного на другого агента, следил за их губами, как глухонемой, но только отдаленный смысл разговора доходил до меня. Даже слова, которые я прекрасно знал чуть ли не с пятого класса, казались мне непонятными. Ясно было только, что агенты обговаривают предстоящие грузовые работы, и я сдержанно кивал и улыбался, не произнося ни слова.