Супершпион, числящийся в мертвых. Самые искусные воры

Фастнот глотнул виски, прежде чем ответить.

– Я думаю, что ситуация в корне изменилась.

– А что заставило вас прийти к такому выводу, сержант Фастнот? – Деметер смахнул капельки виски с усиков.

– Ваш приятель Огден.

– Мой приятель Огден, – мягко повторил Деметер. – Меня тоже интересует, что случилось с моим приятелем Огденом. Когда я впервые встретился с ним пятнадцать лет назад, на уме у него было только одно – показать всем фотографии дочери-малютки. А как серьезно относился он к обязанностям полицейского! Я часто ставил его себе в пример. Хотелось бы знать, что он почувствовал, впервые испытав вкус легких денег. Когда тебе вменено в обязанность следить за нравственностью, деньги эти лежат вокруг пачками. Только наклонись и возьми. Протяни руку, и к ней прилипнет сотня. А к Рождеству, я полагаю, пара лишних сотен ой как не помешает. Особенно если у тебя жена и маленькая дочь. Наверное, именно перед Рождеством старина Огден протянул руку. Как по-вашему, Сент-Ив?

– Он – преступник, – ответил я. – Преступник, готовый на убийство ради половины от двухсот пятидесяти тысяч долларов.

– Таков ваш приговор, Сент-Ив?

– Я лишь повторяю то, что слышал от него.

– Вас потрясли его слова, может, даже немного удивили?

– Нет, – я покачал головой. – Не сказал бы…

– Почему нет, Сент-Ив? Почему вы не вознегодовали? Почему не заложили его? Почему не пошли к его начальнику и не сказали: «Между прочим, у вас служит некий Огден. Боюсь, он ступил на ложный путь, который может привести его к беде»?

Я выудил из пачки сигарету, закурил.

– Сколько вы платите за ваши костюмы, лейтенант?

– Максимум семьдесят пять долларов – это за тот, в котором хожу к мессе.

– А вы, сержант Фастнот?

Сержант чуть улыбнулся.

– Однажды заплатил сто двадцать пять, но дело было до свадьбы.

– Огден платил за свои никак не меньше трехсот долларов. Ездил он на «линкольн-континентале». Играл в покер по-крупному и даже не кривился, спуская за вечер пятьсот долларов. Жил в квартире, обошедшейся ему по меньшей мере в восемьдесят тысяч. Я знал обо всем этом, хотя виделся с Огденом не более десяти раз в год и только за столиком для покера. Но если об этом знал я, почему оставались в неведении люди, под началом которых он служил, или те, что работали с ним плечом к плечу? А если так, почему я должен негодовать? И кому, по-вашему, я должен был высказать свои претензии? Его непосредственному начальнику? Насколько мне известно, он стриг двадцать пять центов с каждого доллара, полученного Огденом.

– Допустим, – Деметер разглядывал потолок, – допустим, мы с Фастнотом сделаем вам предложение, аналогичное тому, что, как вы говорите, сделал вам Огден?

– Он его сделал.

– А теперь мы пойдем по его стопам. Вас это удивит?

– Да.

– Почему? Только из-за того, что мы носим дешевые костюмы?

– Нет.

Деметер наклонился вперед и пристально посмотрел на меня.

– Наверное, у вас в голове какой-то прибор, Сент-Ив. Этакий внутренний радар, сразу определяющий, честен полицейский или нет. Есть он у вас?

– Нет.

– Тогда на основании чего вы судите обо мне и Фастноте? Почему вы решили, что мы – честные полицейские?

– Потому что вы не дали мне повода убедиться в обратном.

– Но вы удивитесь, если мы сделаем вам предложение?

– Я уже сказал, что удивлюсь.

Деметер допил виски и поставил пустой стакан на столик. Я не стал спрашивать, налить ли ему еще. Он стряхнул пепел с кончика сигары на поднос, посмотрел на Фастнота, а когда тот кивнул, вновь откинулся на спинку.

– Фастнот и я намерены сделать вам предложение. Мы обговаривали сложившуюся ситуацию до того, как узнали, что в этом деле замешан Огден. Теперь мы хотели бы услышать ваше компетентное мнение. Вы говорите, Огден знал, кто украл щит?

– Он сказал мне, что знал.

– И вы пришли к выводу, что именно потому они и убили его.

– Причина достаточно веская.

Деметер затянулся, выпустил струю дыма.

– А теперь, после его смерти, они все же попытаются обменять щит на двести пятьдесят тысяч?

– Откуда мне знать?

– Я думаю, попытаются, – сам себе ответил Деметер. – А как по-вашему, Фастнот?

– Еще один покойник их не остановит.

– Скорее всего, вы правы, – кивнул Деметер. – Сколько их у нас? – Он сунул сигару в рот и начал загибать пальцы. – Сэкетт, ниггер-охранник, это один. Огден – уже два. Да еще этот парень из Нью-Йорка, Фрэнк Спиллейси. Вы забыли назвать его детективам из отдела убийств, Сент-Ив.

– Вы тоже.

– Ну, тогда у нас не было полной уверенности.

– Кто вам сказал? Огден?

– Нет. Не Огден. Огден не единственный полицейский, которого я знаю в Нью-Йорке.

– Он даже знаком с одним-двумя честными копами, – вставил Фастнот.

– Нам стало известно, что вы собирались встретиться с Фрэнком Спиллейси в тот день, когда его убили, а Огден замолвил за вас словечко.

– Пусть так.

Деметер пересчитал загнутые пальцы левой руки.

– Так что у нас получается? Охранник, Огден и Спиллейси. Трое. Я никого не забыл, Фастнот?

– Забыли, – отозвался тот с подоконника, – Джордж Уинго. Но вы знали о нем, не так ли, Сент-Ив? Я хочу сказать, вы знали, что он был наркоманом.

– Знал. – Отпираться я не стал.