Супершпионы. Предатели тайной войны

«В Берлине я провел фантастическое время, город снова начал оживать. Повсюду еще были руины, но уже появлялись интересные рестораны, кафе и магазины. Новый Берлин был захватывающим городом. Он служил сценой бесчисленных иностранных разведок и агентов. Это были американцы, англичане, французы, русские и, конечно, немецкие агенты: все в поисках информации, контактов и людей, которых они могут завербовать. Иногда возникало впечатление, что каждый второй берлинец работает на какую-то разведку, возможно, даже на несколько. Когда я по утрам смотрел из окна своего кабинета, то видел, как по всем направлениям разъезжается флотилия «Фольксвагенов». Все — со специальными инструкциями, чтобы устанавливать контакты и собирать сведения.»

Провал акции с туннелем настоящим вихрем пронесся по микрокосму берлинских спецслужб. Все 150 специалистов британской секции операции «Золото» были отозваны, среди них и Питер Ланн. Его преемником — и на три следующих года шефом Блейка — стал Роберт Доусон.

Но возбуждение на удивление скоро улеглось. Западные союзники не были склонны радоваться успеху Советов как возмутителям спокойствия. Так что Блейк после короткого периода беспокойства смог дальше работать без помех.

Новый круг его обязанностей был установлен Политическим отделом СИС. Он должен был собирать политические сведения о Советском Союзе или использовать агентов для сбора таких сведений. В рамках этой деятельности ему была поставлено задание вербовки соответствующих агентов. Целью Блейка были, прежде всего, советские военные и гражданские лица в Восточном Берлине. Для этого задания Блейк располагал особым разрешением на въезд в Восточный Берлин, ведь обычно офицеры СИС и носители секретов не имели права ездить в восточную часть города. СИС обеспечил его фальшивым немецким удостоверением личности, который он мог предъявлять при контроле паспортов на границе. Это, дав ему необычайную свободу передвижения, помогло Блейку еще интенсивней вести свою двойную игру с КГБ.

Его ведущий офицер КГБ работал под псевдонимом «Дик»; как его звали на самом деле, Блейк узнал лишь позже, в Москве. Конечно, это был назначенный резидентом КГБ Евгением Питоврановым Николай Мякотных.

Сегодня экс-шпион хвалит, в первую очередь, «сердечный характер» своего связника:

«Коровин, который был моим контактным лицом в Лондоне, специально приехал в Берлин, чтобы представить мне моего нового ведущего офицера «Дика». «Дик» был человеком средних лет и он понравился мне с самого начала. У нас было чувство большой взаимной симпатии и мы стали настоящими друзьями. Он был большой, отеческой фигурой, очень спокойным, тихо разговаривал; он придавал мне чувство безопасности. Так как он рано умер, я больше его не видел.»

Теперь Джорджу Блейку около тридцати пяти лет. Он гордится своими успехами в Берлине. Он свято верит, что его работа двойного агента служит делу социализма. Он не берет деньги за свои услуги. Когда резидент КГБ Питовранов однажды сказал ему что-то о «возмещении расходов», Блейк возмущенно отверг это предложение. Он не продается. Он идеалист. С одной стороны, он радуется жизни в Западном Берлине, новому западно-берлинскому изобилию, блеску декадентского города. С другой стороны, он служит социализму, который, как ему кажется, соответствует его пуританско-протестантской сути. Тут присутствует еще и авантюра, игра между мирами, между фронтами, которая захватывает его. Это особенно заметно, когда Блейк вспоминает о практике передачи информации:

«Один раз в месяц, иногда каждые три недели, я ехал в Восточный Берлин для встречи с моими советскими коллегами. Обычно я садился на городскую электричку на вокзале «Зоологический парк» и ехал до станции Александерплатц или Маркс-Энгельс-Платц. Места эти все еще состояли из развалин.

Там начиналась сцена, как будто из детективного фильма. Я шел пешком по тротуару через пустынную местность. Выныривал черный лимузин, с занавесками на окнах, ехал за мной и останавливался. Открывалась дверь, и я быстро садился. Затем машина на большой скорости неслась в Карлсхорст, где «Дик» ждал меня в надежной конспиративной квартире. Он заботился о маленьком ужине, и мы обменивались пленками. Я давал ему экспонированные, он мне — чистые кассеты.

Ужин проходил в дружеской обстановке, мы менялись идеями и наблюдениями. Атмосфера была приятной и уютной. Присутствовало и вино. Я отвечал на его вопросы, касавшиеся моих последних сведений. Примерно через час меня подвозили в восточный центр города и высаживали у какой-то станции метро. Оттуда я ехал в Западный Берлин к месту явки, где меня ждала моя машина. Никто не удивлялся, откуда я приезжал. Можно было предположить, что я возвращался от одного из моих агентов на Востоке.

Вначале я очень сильно чувствовал непосредственную угрозу разоблачения, но позже я привык. Моим «Миноксом» я фотографировал все важные документы, попадавшие в мои руки. Я рисковал. Чувство опасности становится неосознанным самообладанием. Управляет то, что в подсознании.