Супервольф

Мне повезло, что судьба свела меня именно с Трущевым, а не с кем-то из его менее образованных коллег, тем более уродов, страдавших национальными предрассудками. Позже мне нередко приходилось встречать таких. Одним из них, как ни странно, оказался господин Андрей Яковлевич Свердлов, следователь по особым поручениям, сын небезызвестного Якова Свердлова. В его голове мне удалось выловить рабочую кличку, которой они между собой наградили Мессинга – «завзятый иудеец». (А вот «местечковой мордой» я получил по морде в Ташкенте, но об этом особый разговор.)

Такая кликуха не столько оскорбляла, сколько озадачивала. Ладно, «иудеец», но почему «завзятый»?! Или я не разобрал, и иудеец был «занятный»? Или «заезжий»? Мне до сих пор трудно понять этих людей с холодным сердцем и длинными руками.

Возможно, господин Свердлов пытался этим самым подчеркнуть мое талмудическое воспитание и тем самым отделить плохих евреев, пропитанных религиозно-буржуазным духом, от хороших евреев, прошедших школу революционной борьбы? Таких в нашем рассеянном штетеле тоже хватает. Например, тот же господин Лев Захарович Мехлис, речь о котором пойдет впереди. Он, например, заявил: «Я не еврей, я – коммунист!»

Во время приема пищи мы поговорили о том о сем. После обеда я продолжил отчет.

Вечером, вернувшись в гостиницу, покуривая у открытого окна, Мессинг вспомнил давнишнее предложение Рейнхарда и всерьез задумался о том, что показавшееся ему дикой блажью распоряжение какого-то московского балабоса, руководившего красными в начале 20-х годов, вовсе не являлось досужей выдумкой. В Коминтерне действительно была организована особая секция, в которую сводили людей с неординарными способностями и где изучали способы ведения классовой борьбы в потустороннем измерении.

Эта догадка подтвердилась, когда до меня, пусть даже в пятом-десятом пересказе, дошел рассказ о таинственном отделе, организованном на Лубянке бывшим руководителем ленинградских чекистов Глебом Бокием. Помимо создания собственных и расшифровки вражеских шифров Бокий интересовался всякими потусторонними силами, и кое-кто из секретной коминтерновской секции перебрался к нему под крыло. Мой информатор утверждал, что Бокия как раз расстреляли за развал работы на этом направлении. Большевик с подпольным стажем, опытнейший чекист, чьим именем был назван пароход, свозивший осужденных на Соловки, вдруг забросил работу по овладению человеческой психикой и ударился в масонство и откровенно чуждые воинствующему материализму восточные культы, а также занялся организацией нелепого мистического общества «Единое трудовое братство».

С высоты четырнадцатого этажа утверждаю – масонство и подобные ему тайные организации, тем более всякого рода замешанные на оккультных дрожжах политические заговоры (например, «жидо-массонские», «коммунистические» или «империалистические», вкупе со всякого цвета «демократическими»), имеют самое приблизительное отношение в тайнам человеческой психики. Это скорее спекулятивный и корыстный ответ на естественную потребность человека в тайне.

Тем не менее после гибели Бокия кое-какой мистический опыт на Лубянке сумели сохранить. Недаром службистый Трущев умел ловко скрывать свои мысли. Это не так просто, как кажется, здесь тоже есть свои заморочки. Например, общаясь с Мессингом, Николай Михайлович, даже хозяйничая на кухне, постоянно напевал широко известную в ту пору песню:

В путь-дорожку дальнюю я тебя отправлю,
Упадет на яблоню спелый цвет зари.
Подари мне, сокол, на прощанье саблю,
Вместе с острой саблей пику подари.

Я долго не мог сосредоточиться. Меня буквально изводил вопрос: каким оружием этот мобилизованный на войну сокол собирается воевать?

Не менее подозрительным казался и второй куплет:

Я на кончик пики повяжу платочек,
На твои на синие погляжу глаза.
Как взмахнет платочек, я всплакну чуточек,
По дареной сабле побежит слеза.

Судя по откровенно идиотскому набору слов, такие песни, скорее всего, создавались как раз по заказу органов с целью наглухо прикрыть планы разрабатываемых секретных операций. Для этой цели может также пригодиться усердный поиск решения той или иной математической, а лучше шахматной, задачки, но лучшим методом можно считать умственное смакование женских прелестей. Или мужских, чего тоже нельзя исключить.

Мало ли способов может придумать жизнь!..

Только на третий день, когда я наконец закончил отчет, мне удалось пробить его защиту. Возможно, мне просто повезло, и только потому, что он выбрал неудачный мотивчик, с которым у меня были свои счеты.

На земле, в небесах и на море
Наш ответ и могуч и суров…
Если завтра война,
Если завтра в поход,
Будет сегодня к походу готов.