Рафаэль закончил разговор с Еленой в момент, когда обменивался бессмысленными любезностями с Ли Дзюань, затем развернулся к безмятежным водам Гудзона, от которых тысячью осколков отражался свет.
— Пойдём, поговорим в моём доме.
— Очень цивилизованно для тебя, Рафаэль. — Она рассмеялась, и этот смех был неуместно милым для той, кто подняла мёртвых и чья сила окрашена гнилой тьмой. — Стоит ли удивляться, что я предпочитаю тебя другим?
Рафаэль молчал, как и она, пока Монтгомери не закрыл за собой двери библиотеки, подав чай. Ли Дзюань села в одно из кресел перед камином, а Рафаэль занял место напротив, изображая хозяина — с Ли Дзюань всегда нужно соблюдать правила вежливости. Если будет так, она станет соблюдать свой особый кодекс — не устроит кровопролития, пока гостит в его доме.
Потягивая чай, Ли Дзюань вздохнула.
— Есть что сказать о физической форме.
Во время их последней встречи в Пекине, она сказала ему, что еда ей больше не нужна.
— Твои потребности изменились?
Она слабо улыбнулась, вроде как невинно… Если не заметишь тень, скрытую за улыбкой.
— Дело не в потребностях, а в желаниях. — Ещё глоток. — Некоторые вещи сама по себе сила не может воспроизвести. — Держа чашку в изящной руке, она посмотрела Рафаэлю прямо в глаза. — Как ты это терпишь, Рафаэль? — Выгнув бровь, он стал ждать продолжения фразы. — Всех этих смертных. — Она махнула рукой в сторону Манхеттена. — Их так много, куда ни пойди. Как муравьи.
Когда Эйдан задал аналогичный вопрос, в его голосе слышалось глубокое, голодное любопытство, в голосе же архангела Китая слышалось только презрение.
— Я всегда жил в этом мире, Ли Дзюань.
Она вздохнула.
— Я забыла. Ты ещё не прожил тех тысячелетий, как я. Когда-то и я жила среди смертных.
Он вспомнил рассказы Ясона о прошлом Ли Дзюань, об ужасах, которые увековечила Архангел.
— Ты всегда была богиней.
Она царственно кивнула.
— Ты убьёшь её?
Этот вопрос не застал его врасплох. Увидев Ли Дзюань, он сразу понял, зачем она пришла.
— Если моя мать так и осталась безумной, её нужно остановить.
Учитывая сообщения Назараха, Андреаса и Нимры этим утром, о молодых вампирах, сходящих с ума от убийства и убивающих с печатью Калианны. Это безумие казалось всё ближе к истине.
— Не лучше ли убить её там, где она спит? — Ли Дзюань со вздохом удовольствия поставила чашку на стол. — Она ещё не набрала полную силу. Но как только проснётся, её уже не остановить.
Мысль о том, что Калианна обрушит на мир дождь боли и огня, кошмарна. Но…
— Мы так не поступаем. — У ангелов очень мало законов. Но большую часть времени самым важным был абсолютный запрет причинять вред детям ангелов. Дочь Нехи, Аннушка, лишилась жизни за нарушение этого закона. Но существовал ещё один закон, древнее первого — убить спящего ангела считалось настолько отвратительным актом, что наказанием было мгновенное уничтожение. Потому что даже архангел может умереть — но только от руки другого архангела. — Я не стану поступать, как трус, и наносить удар по беспомощному существу.
— Твоя мать далеко не беспомощная, — возразила Ли Дзюань. — Ты везде видишь последствия её силы — она несёт смерть и даже сейчас внутреннее ядро пульсирует от ярости.
Рафаэль вспомнил о ярости, охватившей его, когда сила Калианны разлилась по миру, об Астааде, избивающем наложницу, и — согласно последнему докладу Ясона — о Титусе, казнившем невинных.
— Да. — Его мать никогда не была беспомощной.
— Значит, ты согласен. Её нужно убить до того, как она начнёт терроризировать весь мир.
— Нет, она должна проснуться. — Возможно, в нём ещё осталась частичка ребёнка, которым он когда-то был, но решение было принято Архангелом — этот закон нельзя нарушать, независимо от цели. Иначе уже ничего не вернуть. Склон станет совсем скользким, и все спящие попадут под прицел.
— Если мы разбудим её до того, как она сама будет готова, она ослабнет. И тогда у нас при попытке выяснить в своём ли она уме, будет преимущество. — Она в любом случае умрёт.
Выражением лица Ли Дзюань ничего не выдавало, вот только вокруг радужки появилось тёмное кольцо, густое, похожее на мазут. Такого Рафаэль прежде не видел, но оно походило на намёк о перерождённых, о трупах, которые Ли Дзюань подняла, дав безмолвную, голодную жизнь.
— Тогда она сбежала, — заметила архангел Китая, и тёмное кольцо шевельнулось, словно живое, — потому что, даже объединив силу, Совет не смог её удержать.
— Но тогда у них не было тебя, — Рафаэль намеренно играл на тщеславии Ли Дзюань.
Её взгляд стал отрешённым.
— Да. Калианна развивалась не так, как я. — На губах Ли Дзюань расцвела маленькая, довольная улыбка. — Ты проводишь меня до двери, Рафаэль.
— Ли Дзюань, я не твоя собачонка и никогда ей не стану, — тихо напомнил он.
Волосы Ли Дзюань развевались на жутком ветру, который, казалось, касался только её.
— Собаки так легко устранимы, Рафаэль. А у меня есть для тебя кое-что постоянное. — Шёпот силы лизнул его лицо. — Ты мог бы править миром.
«И ради этого, — думал Рафаэль, провожая взглядом улетающую Ли Дзюань, — всего-то и нужно, что лишиться души».