Супруг для богини

Вениамин Александрович, поплотней запахнув бухарский халат, тяжело двинулся к столу и принялся поспешно распечатывать послание. Дочь тревожно смотрела ему в затылок, пока он читал. Шею, а потом и все лицо писателя постепенно залило краской. Он тяжело задышал и отбросил письмо. Вера боялась пошевелиться, зная, что может попасть под горячую руку.

– Какая низость! Какая подлость! Обвинять меня во всех смертных грехах! Я, видите ли, отравил ее жизнь! Погубил ее молодость! Это я-то! Я! Который дал ей, ничтожной, свое известное имя, одарил своим чувством, вывел в великий и прекрасный мир! Черная неблагодарность!

Извеков закрыл лицо ладонями, и казалось, что он рыдает. Вера обомлела. Вениамин Александрович стонал и мотал головой. Она не могла более сносить его терзаний и бросилась перед ним, обнимая его колени.

– Папа, не убивайтесь так! Она никогда не была достойна вашей любви!

– Нет, все кончено, все меня оставили! – Извеков казался безутешным.

– Я, я с вами навеки! Я никогда не покину вас! – Вера порывисто обняла отца.

Тот прижал ее голову к груди, потом неожиданно отпрянул и точно увидел ее впервые в жизни.

– Да, только ты осталась со мной, мое дитя! Ты мой самый верный и преданный друг! Мы не расстанемся с тобой, уж ты не покинешь меня! Ведь не покинешь, Вера? – Он заглядывал в ее заплаканные глаза.

Она мотала головой и прижималась к нему еще сильней. Так, плача и обнявшись, они просидели долго. Часы в столовой пробили семь, Извеков поднялся с протяжным вздохом и, продолжая охать, пошел в кабинет. Его дочь еще некоторое время сидела на полу, размышляя о том, как теперь они прекрасно заживут вдвоем. Наконец ее, Веру, никто не будет заслонять. Нет ни прекрасной матери, ни ненавистной мачехи. Отныне она будет везде и всюду сопровождать отца, красоваться на приемах рядом с ним. С ней будут знакомиться, о ней будут говорить, ею станут интересоваться. Как же, дочь Извекова! Теперь она и только она – хозяйка дома, повелительница прислуги. Вера поднялась с пола, выпрямила спину. Оглядела себя в зеркало. Что ж, пожалуй, настало время играть новую роль. Она Горская-Извекова! Вера горделиво улыбнулась сама себе. И в это мгновение ей показалось, что она стала наконец-то похожа на свою мать. А раз так, она, занявшая место рядом с отцом, имеет право на материны украшения и наряды.

Улыбаясь, Вера поспешила к отцу, чтобы поделиться с ним новыми мыслями, которые, без сомнения, должные его утешить. Подойдя к дверям, она постучала. Ответа не последовало. Девушка постучала сильней. Не может быть, чтобы после такого единения сердец, эмоционального порыва он не пустил ее. Из-за двери до ее слуха донеслось слабое позвякивание. Нет, милая Вера, есть еще одна соперница, которую тебе не одолеть, которую батюшка предпочитает всему!

Отправив мужу письмо, Оля успокоилась. Намерения ясны, решение принято. Осталось ждать. Ждать, когда придет письмо, а затем ответ на него. Ждать, пока Извеков согласится на развод и начнет хлопотать. То, что он согласится, она не сомневалась. Теперь, когда у нее на руках оказались бесценные бумаги, обнаруженные в кабинете писателя.

Ольга решила не терять времени попусту и хотя бы осмотреть Лондон. Но мысли, теснившиеся в ее голове, мешали наслаждаться красотами города, радоваться новым впечатлениям. С таким же успехом она могла бы ходить по улицам какого-нибудь губернского Н-ска. Магазины и лавки могли привлекать внимание, но к чему наряжаться, для кого, кто оценит и полюбуется? Вот-вот! Прав оказался Трофимов, она разучилась жить для себя, все с оглядкой на чужое мнение! Поэтому Оля просто заставила себя зайти в модный магазин и сделать покупки для своего удовольствия. Ей пришлось преодолеть ужасную робость, она так смущалась, что напрочь забыла все английские слова. Однако вышколенные приказчики смогли понять ее и без слов. Оля и испугаться не успела, как перед ней оказались разложенными новинки белья, чулок, корсеты. Вот уже натягивают на нее шуршащее платье и миленькие ботиночки. Снимают с полок коробки со шляпами, украшенные цветами, перьями, птицами, фруктами. Вечером того же дня она встретила Трофимова, и тот ахнул, до чего хороши оказались обновки. Оля просияла, хоть кто-то оценил ее мучения!

Они пошли по широкому бульвару, Извекова держала спутника под руку. Должно быть, они хорошо смотрелись вдвоем! Во всяком случае, Оле так казалось. И как бы сложилась ее жизнь, согласись она тогда, девять лет назад, на его предложение? Вот так бы шли под руку, смеялись или обсуждали домашние дела. Говорили бы о детях. Оля вздохнула, подумав о потерянной малютке. Вот еще один смертный грех Извекова, которому нет прощения!