Супруга без изъяна, или Тайна красной ленты

– Нет, Алек. – Она поколебалась мгновение и решила, что упоминать об Анни не стоит. – Со мной пыталась связаться репортерша из «Береговой газеты», а я не в состоянии была разговаривать с ней.

– О чем она хотела с тобой поговорить?

Оливия лишь пожала плечами и посмотрела на пробегающие мимо ярко-зеленые поля.

– Понятия не имею, – соврала она.

Они приехали в Норфолк сразу после полудня, перекусили в ресторанчике рядом с радиостанцией, где Оливии предстояло давать интервью. Она съела не только свой сандвич с салатом из тунца, но и отломила кусочек от сандвича Алека.

Он не сумел сдержать улыбку.

– Ты из тех, на кого во время волнения нападает волчий аппетит?

– Я ем за двоих, ты не забыл? – парировала Оливия и тут же добавила, защищаясь: – И я совсем не нервничаю.

Алек проводил ее до дверей радиостанции, чувствуя себя виноватым за то, что ей придется сорок пять минут в одиночестве ждать интервью. Но его самого ждали в городской библиотеке, где собрались члены общества «Друзья маяков Атлантики».

К концу выступления Алек подумал о том, что выбрал более легкую аудиторию. Пришедшие на заседание люди оказались отзывчивыми, и к тому моменту, когда Алек закончил свое выступление, несколько человек подписали чеки на внушительные суммы в фонд спасения Киссриверского маяка. Алек ответил на вопросы и сразу же уехал. Оказавшись в машине, он первым делом включил приемник, чтобы захватить последние десять минут интервью Оливии. И она, и ведущий Роб Маккейн чему-то смеялись, и Алек понял, что все идет хорошо.

– Судя по всему, – снова заговорила Оливия, – капризы погоды – это лишь малая часть проблемы. Все решения по поводу судьбы маяка имеют политические, технологические и экономические последствия.

Алек убедился, что был прав, предложив Оливии выступить в ток-шоу. Она сумела произвести должное впечатление.

– Hо, мне кажется, вариант, предусматривавший возведение защитной стены, получил существенную поддержку, – продолжал Роб Маккейн.

– Многие заинтересованы в том, чтобы спасти Киссриверский маяк, – ответила Оливия. – Эта проблема выходит за узкие местные рамки, так что необходимость в сборе средств для сохранения маяка оправдана. Нам присылают деньги дети и старики, чиновники и политики, все, кто заинтересован в спасении частички нашей истории.

Алеку понравилось, что Оливия употребила местоимение «мы», говоря о комитете, хотя обычно он испытывал чувство ревности, когда кто-то пытался примкнуть к его единомышленникам. Но после выступления на радио Оливия стала среди них своей.

Оливия стояла на тротуаре около здания радиостанции и выглядывала в потоке машин «Бронко» Алека. Интервью прошло в высшей степени удачно. Она прочитала кое-что сверх того, что ей давал Алек, и вполне комфортно чувствовала себя перед микрофоном.

«Бронко» выехал из-за угла и остановился у обочины тротуара. Оливия села рядом с улыбающимся Алеком.

– Я услышал конец передачи, – сообщил он, трогаясь с места. – Ты была великолепна.

– Спасибо, – поблагодарила Оливия, – мне самой понравилось.

В машине было жарко. Ей хотелось снять жакет, но утром она застегнула пояс юбки на большую булавку, потому что талия ее заметно располнела. Придется ей оставаться в пиджаке, даже рискуя изжариться заживо.

– Боюсь, кондиционер решил проявить свой омерзительный характер, – заметил Алек.

Оливия немного спустила стекло и повернулась к нему.

– Как прошло твое выступление?

– Отлично, но думаю, что теперь ты будешь выступать на публике от нашего имени. – Он покосился на Оливию. – Ты обманула меня, Оливия. Зачем ты говорила, что вне стен больницы чувствуешь себя потерянной? Судя по сегодняшнему интервью, ты с рождения была уверенной в себе.

Она улыбнулась:

– Учительница, у которой я жила после того, как убежала из дома, вела дискуссионный кружок в старших классах школы.

Алек помолчал, обдумывая услышанное.

– Ты сбежала? – наконец спросил он. – Ты говорила, что ушла из дома, а не… – Алек снова покосился на Оливию. – Почему? Что заставило тебя так поступить? – Его голос звучал мягко и сочувственно.

Оливия прикусила нижнюю губу, обдумывая, как лучше ему ответить. Алек опять посмотрел на нее, на этот раз вопросительно подняв брови.

– Я решаю, какую версию тебе рассказать, полную или сокращенную, – ответила Оливия.

Она глубоко вздохнула, откинулась на подголовник.

– Ладно, – решила она, – слушай. Я ушла из дома, вернее сбежала, в тот день, когда меня изнасиловали. Я боялась вернуться, поэтому и сбежала.

– Но почему ты не осталась с родными в такую тяжелую минуту? – Алек не понимал мотивов ее поступка.

Оливия долго молчала, пытаясь подобрать слова.

– Ты хочешь мне рассказать? – наконец спросил он.

– Да.

– Тогда попытайся.

– Здесь слишком жарко. – Оливия и сама поняла, как по-детски прозвучала ее жалоба.

Алек покрутил ручку кондиционера, и аппарат выдал струю долгожданного холодного воздуха. Они проезжали через Чесапик, мимо кафе, мимо больницы. Именно в этой больнице Оливия сначала искала себе место, когда решила уйти из Вашингтонского госпиталя, но вакансий там не оказалось.