Супруги Голон о супругах Пейрак

Няня — этот почти сказочный образ простой женщины, носительницы духовной чистоты и духовного богатства народа — проходит через несколько книг. Няню Анжелики Фантину сменит няня ее детей Барба, а затем нам покажут мадам Амлен, старую няню Луи XIV, которая будит его перед церемонией утреннего королевского туалета и исчезает до следующего утра. И еще: в минуту неожиданной откровенности Филиппа дю Плесси, второго мужа Анжелики, мы узнаем, что единственное чувство привязанности, испытанное в жизни этим черствым, с малолетства испорченным безнравственностью придворного Парижа человеком, было чувство к няне: она присутствует и на странной, мрачной церемонии его бракосочетания с Анжеликой.

Людоед Жиль де Рэ сменяется в «Пути в Версаль» Людоедом — начальником стражи тюрьмы Шатле.

Пастушок Никола, ставший главарем парижской воровской шайки, воспринимается Анжеликой как дитя, подмененное феями, из сказок Фантины.

А вот эпизоду обольщения Жоффреем собственной жены в ночном саду Отеля Веселой Науки суждено было получить развитие в четвертом, пятом и шестом романах. Но если разговор Анжелики с облаченным в маску Золотым Голосом Королевства напоминает неразбериху свидания графа Альмавивы с графиней Розиной, то психологическая дуэль героини с загадочным Рескатором, оказавшимся ее утраченным мужем, склонным считать, что она предала его, — этот поединок «пришельца с того света» с любимой женщиной сродни трагическому конфликту между Артуром-Оводом и Джеммой, героями романа Э. Л. Войнич.

Есть ли логика в поведении де Пейрака?

Зачем эта игра в первой части повествования? Почему, ни выкупая ее на невольничьем рынке в Канди, ни приняв ее вместе с гугенотами, бегущими от преследования королевских драгун, на борт своего судна, не открывает Пейрак-Рескатор своего лица Анжелике?

Безусловно, есть логика в каждом его шаге. Ученик провансальских трубадуров, Пейрак не мог отказаться от игры, от неторопливости в выяснении отношений с вновь обретенной женой: такова традиция провансальского культа любви, который он исповедует.

Впитавший с молоком матери жаркий соленый воздух южной Франции Жоффрэ жил в окружении ее легенд, ее своеобразной культуры, обычаев.

В де Пейраке удивительным образом соединяются вещи, кажется, совсем противоположные: пытливый ум ученого и поэтичное мироощущение последователя провансальских трубадуров.

Так погружены в атмосферу легенд, суеверий, верований жители Карпат: об этом поэтично поведал в повести «Тени забытых предков» украинский писатель Михайло Коцюбинский[41]. В значительной степени сказочный дух живет в этом романтическое крае поныне.

Так в 50-е годы XX века являлись на ранчо Генри Фонда верхами и в широкополых шляпах Джон Уэйн и Джон Форд[42] чтобы целыми днями разыгрывать там сценки из жизни Дикого Запада — это ли не пример проникновения в мир интеллигентного человека мифа, легенды, романтической сказки детства?

Наличие своеобразных сцен-перевертышей, в которых однажды смоделированная ситуация, подобно алмазу, играет, в зависимости от освещения, разными гранями, вообще характерно для романа супругов Голон.

Познакомившись со стихами Замызганного Поэта, высмеивавшего Пейрака, Анжелика высказывает желание увидеть «щелкопера» Клода Ле-Пти повешенным, а адвокат Дегре называет его «недремлющим оком Парижа». Во втором томе Анжелика сблизится с поэтом, за которым охотится ставший к тому времени полицейским Дегре, — и охота эта заканчивается исполнением желания, высказанного Анжеликой в первой книге, повергнувшим ее в отчаяние во второй.

При первом столкновении Анжелики с обитателями Двора Чудес, когда Никола и Родогон Египтянин оспаривают друг у друга право обладать ею, патрон преступного сброда — Великий Кесарь — предлагает раздеть женщину, чтобы соперникам было легче торговаться. Циничная шутка, не более. Но, оказывается, в ней заключено жуткое пророчество: в четвертой книге Анжелика окажется обнажённой на невольничьем рынке в Канди, и о ней будут торговаться Рескатор-Пейрак и пират д'Эскренвиль.

Сам же спор Никола и Родогона представляет собой печальный слепок со столкновения де Пейрака с Жермонтазом, за которым последовал лаконичный призыв Жоффрэ к жене — «Идем!», положивший начало их прекрасному физическому сближению. Совпадает здесь все, даже появление защитника героини в маске. Но точно так же, как отвратительная личина Никола-Каламбредена отличается от элегантной бархатной маски де Пейрака, так и грубые ласки Никола оскверняют ее воспоминания об изысканной любви Жоффрэ.

Почему содрогается Анжелика от слов Клода Ле-Пти: «Иди же!», от его протянутой к ней руки? Потому что вот так же протянул к ней руку, так же позвал ее Жоффрэ, только что защитивший ее честь на дуэли с Жермонтазом.

«Вы и я — чего бы мы только не совершили вместе!» — эту фразу слышит Анжелика от короля Франции — и от короля белых рабов Мекнеса, поражаясь парадоксальности такого сходства чувств, испытываемых столь разными людьми.