Она подходит и садится на пол рядом с ним. Внезапно ему становится страшно, что ее отец перезвонит. Как он тогда это объяснит? Украдкой он отключает мобильный.
– Марко, мне нужно кое о чем с тобой поговорить, – неуверенно начинает Энн.
– Что такое, детка? – спрашивает Марко. Он ласково убирает прядь волос с ее лица. Она не отстраняется. От этого нежного жеста, напоминания о прежних счастливых днях, у нее выступают на глазах слезы.
Она опускает глаза и говорит:
– Ты должен ответить мне честно, Марко.
Он кивает, но молчит. Неужели она догадывается? И что он ответит, если то, о чем она спросит, будет правдой?
– В ночь похищения, когда ты в последний раз ходил проверить Кору… – она поворачивается к нему, и он напрягается, опасаясь того, что последует, – она была живой?
Марко вздрагивает. Такого он не ожидал.
– Конечно, она была живой, – говорит он. – Почему ты спрашиваешь? – он взволнованно смотрит в ее искаженное тревогой лицо.
– Потому что я не помню, – шепчет Энн. – Я не помню, дышала ли она, когда я заходила к ней в полночь. Ты
– Да, я уверен, она дышала, – отвечает Марко. Он не может ей сказать, что знает наверняка, что Кора была живой, потому что чувствовал, как бьется ее маленькое сердечко, когда вынес на руках из дома.
– Откуда ты знаешь? – спрашивает она, вглядываясь в него, как будто пытаясь прочитать его мысли. – Ты проверял? Или просто посмотрел?
– Я видел, как ее грудь поднимается и опускается в кроватке, – лжет Марко.
– Точно? Ты же мне не врешь? – с тревогой требует ответа Энн.
– Нет, Энн, почему ты спрашиваешь? Почему ты думаешь, что она могла не дышать? Это из-за того, что сказал этот придурок детектив?
Она упирается взглядом в колени.
– Потому что я не уверена, что она дышала, когда я проверяла в полночь. Я не стала брать ее на руки. Не хотела разбудить. И я не помню, видела ли точно, что она дышит.
– Это все?
– Нет, – она колеблется. Потом смотрит на него и говорит: – Когда я заходила к ней в полночь… я не помню, что делала. Совсем.
Выражение на ее лице пугает. Марко кажется, будто она сейчас расскажет ему что-то ужасное, будто он каким-то образом предвидел это и ждал уже давно. Он не хочет этого слышать, но не может пошевелиться.
Энн шепчет:
– Я не помню, что делала. Со мной такое иногда бывает: я как будто не в себе. Сначала что-то делаю, а потом ничего не помню.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Марко. Его голос непривычно холоден.
Она смотрит на него умоляющими глазами.
– Я не то чтобы забыла, потому что была пьяной. Я тебе никогда не рассказывала, но раньше я была больна. Я думала, это прошло, когда я тебя встретила.
– В каком смысле больна? – спрашивает Марко встревоженно.
Теперь она плачет.
– Я как будто отключаюсь ненадолго. А потом, когда прихожу в себя, не могу ничего вспомнить.
Он смотрит на нее ошеломленно.
– И тебе не пришло в голову мне рассказать?
– Прости! Я должна была тебе рассказать. Но я думала… – она не договаривает. – Я солгала полиции о боди. Я не помню, как ее переодевала. Я просто предположила, что я это сделала, но на самом деле я не помню. Моя память, как чистый лист, – она близка к истерике.
– Тише, тише, – произносит Марко. – Энн, с ней все было в порядке. Я абсолютно уверен.
– Потому что в полиции думают, что я что-то с ней сделала. Они думают, я убила ее, задушила или накрыла лицо подушкой, а потом ты ее увез, чтобы меня защитить!
– Это бред! – восклицает Марко; теперь он злится на полицию за такие предположения. Они знают, что это он их жертва, так зачем им понадобилось доводить ее до нервного срыва?
– Правда? – спрашивает Энн, глядя на него безумными глазами. – Я ее ударила. Я рассердилась и ударила ее.
– Что? Когда? Когда ты ее ударила?
– Когда кормила в одиннадцать. Она капризничала. Я… просто сорвалась. Иногда… я выхожу из себя… и шлепаю ее, чтобы она успокоилась.
Марко смотрит на нее в ужасе.
– Нет, Энн, ты этого не делала, я уверен, – говорит он, надеясь, что это неправда. Эти слова тревожат, как и ее признание, что она больна и не контролирует себя.
– Но я не знаю, ясно? – плачет Энн. – Я не помню! Возможно, я действительно что-то с ней сделала. Ты меня прикрываешь, Марко? Скажи честно!
Он берет ее лицо в ладони и пытается удержать на себе ее взгляд.
– Энн, с ней все было в порядке. Она была жива и дышала в двенадцать тридцать. Ты не виновата. Ни в чем из этого ты не виновата, – он обнимает ее, и она захлебывается в рыданиях.
Он думает:
27
После того как Энн наконец засыпает беспокойным сном, Марко долго размышляет над произошедшим, лежа в постели рядом. Как бы ему хотелось, чтобы он мог обсудить все это с ней! Он скучает по тем временам, когда они говорили обо всем на свете, когда у них были совместные планы. Но теперь он ничего не может ей рассказать. Когда он все-таки засыпает, ему снятся кошмары, и он четыре раза за ночь вскакивает с колотящимся сердцем, в поту, на влажных простынях.