Супружеская жизнь

— Не знаю, что замышляют Гимарши. Сегодня утром у них дома происходил общий сбор. Мне это Мариэтт рассказала. Но насколько я знаю, их рекомендации сходятся с моими. Да, я посвятил этим раздумьям весь послеобеденный отдых. Пример, который подала Рен, и пример Эрика достаточно весомы. Я не удивлюсь, негодяй ты этакий, если тебе пойдет на пользу их благодетельный страх.

Я сам испытал в тот день благодетельный страх. Домой я возвращался пешком, так как мой «ситроен» был в гараже на осмотре, и на Эльзасской улице я встретил Дарлье, давно не виденного мной однокашника — мы вместе с ним кончали университет. Он узнал меня первым, и это мне было приятно, значит, я мало изменился. Но вскоре я ощутил все возраставшее чувство неловкости, точно такое же, как при встрече с Одиль: он-то был абсолютно неузнаваемым, как будто превратился в своего собственного отца. Я нехотя принял его приглашение выпить рюмку аперитива и целый час не мог свыкнуться с мыслью, что мы ровесники — я и этот слюнявый, откровенно молодящийся старик, у которого мешки под глазами, а подбородок усеян черными точками, как гузка у курицы. Он был женат на девице из семьи владельцев кондитерской фирмы в Шантене.

— Ты, наверное, знаешь их песочные печенья. Я жене шесть штук ребят сфабриковал. Но это уже слишком.

Я так всегда и говорю, даже для фабриканта это совсем не сахар!

Он был главным агентом в деле своего тестя и занимался сбытом продукции в западном районе. «А мой университетский диплом я положил в карман и накрыл носовым платком». Недавно он купил новый автомобиль марки «лансиа». «Это чтобы клиентам пыль в глаза пускать, а особенно клиенткам, ты меня понял? У меня есть сейчас одна крошка в Сен-Мало… Досадно только, что от Сен-Мало до Нанта очень большой перегон».

Конец недели он охотно проводит в семье.

— Заметь, я очень люблю жену. Да и ребят тоже. Не так уж это безумно весело, но денька два в неделю еще куда ни шло, безропотно напяливаю шлепанцы.

Он был жалок. На жену его мне наплевать, я ее не знал, я не испытывал даже того смущения, которое вызывает у некоторых поведение ближнего, напоминающее ваше собственное, только в кривом зеркале. Но ей-богу, он был чересчур доволен собой, будучи недоволен всем на свете. До чего он был мне противен! Я без всяких угрызений совести предоставил ему заплатить официанту по счету. Но в конце улицы я вдруг снова увидел его отражение в витрине. Костюм на нем был другой. Он шел за мной по пятам. Я ускорил шаг. Я был еще более жалок, чем он. Я чувствовал себя слишком беззащитным. Как будто возмущенные прохожие могли мне надавать пинков в зад. Сколько я ни твердил себе: «Абель, опомнись!», настроение у меня не изменилось, и я помчался домой, как кролик в свою нору.

Я нашел Мариэтт в гостиной. Ничего здесь не изменилось. На паркете, исполосованном царапинами, валялись игрушки, обрезки цветной бумаги, обертки от конфет. Одна из оконных занавесей, сорвавшись с крючка, повисла на карнизе. А свора ребят бушевала на лестнице.

— Они просто невыносимы сегодня, — сказала Мариэтт.

И мне вдруг захотелось обнять ее; трусливое желание — не попытка ли примириться? Я ему не поддался. Сел напротив Мариэтт, какой-то неловкий, глупый, ссутулясь, не зная, куда девать руки. Я в суде считаюсь немногословным оратором, а все равно столько там приходится говорить, что дома у меня слов не хватает. Как легко привести в судебном заседании причины тех или иных поступков мадам Икс и даже привести аргументы, оправдывающие их. А вот объяснить Мариэтт мое собственное поведение я не могу. Но кто же у меня требует объяснения? В семьях редко этим занимаются: там или бранятся, или обнимаются. И на этот раз я хочу повторить слова дяди Тио: «Лучше всех та семейная сцена, которую можно не устраивать».