Супружеские игры

«В тотдень»… То, что она употребила именно эти слова, ошеломило меня. Я вдруг поняла, что оказалась здесь неслучайно. Я всегда ждала такого полного душевного контакта с другим человеком, но полагала, что это невозможно. Мы с Эдвардом очень хорошо понимали друг друга, иногда мне достаточно было начать предложение, а он его с легкостью заканчивал. Но никогда не происходило такого, чтобы он сказал за меня какие-то слова от начала до конца. Возможно, потому что он был мужчиной…

Сразу после прихода в библиотеку, или, как говорят мои сокамерницы, в «читалку», я занялась изучением кипы разных бумаг. Большинство библиотечных поступлений оказалось подарками. Список дарителей был солидным и состоял в основном из учреждений, которые решили избавиться таким образом от ненужных книг, например собрания сочинений Ленина. Но попадались и вполне приличные книжки, присланные в качестве рождественских подарков от издателей. Мне в руки также попались перечни списанных книг, зачитанных заключенными до дыр. Такой чести в нашей библиотеке удостаивались пока только детективы. Забавно, что в уголовном мире бешеным успехом пользовались книги с криминальными сюжетами. Может, их читали как обучающую литературу?

– Чего это вы, Дарья, роетесь в этих старых бумагах? От пыли можно получить воспаление печени, – крикнула из дежурки Мышастик. – Одна моя знакомая плохо кончила, потому что без конца носилась по квартире с тряпкой и вытирала пыль. У нее это отразилось на печени…

Я тут же понимаю, в чем дело, – она подходит ко мне и вынимает из-за пазухи мой последний роман:

– Может, подпишете? Одна моя знакомая очень просила, она зачитывается вашими книжками. Говорит, что вы хорошо пишете, для народа…

– Это та, которая все время пыль вытирает? – спрашиваю я.

– Нет, другая. Та уж в земле давно. Так, одна наша, с кухни…

Ну понятно, все сходится. Я пишу литературу для кухарок. Если бы об этом услышали мои враги, оин бы обрадовались.

– Если она здесь работает, то почему сама не пришла?

– Да так как-то… не хватило смелости…

Очередной парадокс. Ведь я заключенная, то есть вообще никто. Ко мне можно относиться как к собаке, хоть генеральный директор тюрем в Польше и твердит на каждом шагу, что мы тоже люди. Но пока, кажется, так считает только он. К счастью, мне пока не пришлось столкнуться с особой жестокостью тюремного персонала по отношению ко мне. Но, во-первых, в женских тюрьмах менее суровый режим, а во– вторых, Иза мне проговорилась, что они заранее знают, к кому следует относиться свысока, а с кем быть более снисходительными. Это «свысока» часто означает так называемую «темную». Иза рассказала мне о разразившемся недавно громком скандале, когда надзиратели во время шмона избили заключенного, а потом, чтобы он не пожаловался на них, заперли в карцер, пока не пройдут синяки от побоев. Но тот несчастный нашел способ освободиться от своих мучителей – покончил с собой. Началось расследование, благодаря которому все и вышло наружу.

Меня занесли в группу нетипичных преступников, в акте было записано – «личность высоконравственная». Но наручники все-таки надели. Странное это было чувство, я бы сказала, скверное. Я чувствовала страх, смущение и неуверенность, не представляя, как вести себя в такой ситуации. На меня только один раз надевали наручники – когда выводили из зала суда после оглашения приговора. Во время поездки в тюрьму в Кованец их уже не было. А этот Кованец… Хорошенькое название… теперь оно всегда будет ассоциироваться у меня с тюрьмой. Вокруг сплошные поля и шеренга высоких деревьев вдоль дороги. Мрачный комплекс строений, окруженных мощной стеной, виден уже издалека. До ближайшего поселка шесть километров, а поблизости никаких других построек, кроме нескольких двухэтажных домиков-близнецов из бетона. В них живет тюремная обслуга. Иза занимает там одну из квартир…

Странную сцену пришлось мне наблюдать сегодня вечером. Солнце уже заходило, и сквозь решетку и жуткую розовую занавеску пробился его последний луч, преломившись на той стене, у которой стоят таз на треноге и ведро с водой. В это время Маска со своей подружкой проделывали свои ежедневные омовения. Теперь нас в камере только трое. С Агатой все понятно, а пани Манко расхворалась окончательно – классический грипп с высокой температурой. Ее забрали в тюремный госпиталь, чтобы нас не заразила. Я наблюдала за парочкой сверху, со своих нар. На них были тюремные рубашки из грубого полотна на лямках. Они мылись по частям. А как еще можно мыться в тазу с холодной водой?