Вспоминала свой первый сочельник, проведенный без Эдварда, в обществе своего дяди. Мы поехали с ним в костел помолиться за упокой души моего отца. Дядя был страшно набожным. А потом вдвоем немножко посидели за столом. Интересно, чувствовал ли себя Эдвард таким же одиноким среди новой многочисленной родни? Подобных сходок он не терпел. Когда бабушка еще жила в Борисовке, мы всегда уезжали к ней на праздники, и вся эта предпраздничная кутерьма нас миновала. На сей раз ему повезло меньше: у его красавицы – целые табуны теток и дядек, и все они пытаются узнать, когда же он наконец женится на их любимой племяннице. Точнее, обвенчается в костеле. Они понятия не имели о том, что Эдвард принял православие. Мы с ним не отличались особой набожностью, а в церкви венчались ради моей бабки. Впрочем, надо признать, он долго упирался и согласился на церковное венчание, только когда я пригрозила ему расставанием… Интересно, какими милыми прозвищами он наделяет свою подружку, сюсюкает ли, произнося ее имя? Зовет ли он ееАлечкой? «Алиция» звучало бы слишком претенциозно. Когда он приходил ко мне, то называл меня «моя вторая половина», и при этом слегка смущался. А как она о нем говорит? Неужели – «мой благоверный»?..
Всего один раз мне довелось быть невольным свидетелем их телефонного разговора, когда в перерыве между лекциями в университете Эдвард на минутку забежал на Мальчевского. Спросив разрешения позвонить, прошел в кабинет и притворил за собой дверь, но она взяла и открылась. Про себя я даже не без иронии подумала, что ее приоткрыло мое любопытство.
– Это я, – сказал он в трубку. – Вернусь после шести, что-нибудь купить по пути?
Она в ответ за что-то начала отчитывать его.
– Нет, зайти я бы не смог, у меня было слишком мало времени… нет, я не голоден, уже выпил чашку кофе…
Кофе он сварил себе минуту назад у меня, но этого он ей, разумеется, не сказал.
Он слушал до крайности затянувшийся монолог, кусочек из которого услышала и я. Просто сняла трубку в кухне, надеясь, что он этого не заметит.
– … а то они себе вообразили, что я им этот бред чуть ли не задаром буду переводить… будь это Шекспир, я б и выпендриваться особо не стала, а на этот поганый детектив пускай раскошелятся!
– Умница моя! Очень правильно рассуждаешь, – услышала я голос Эдварда в трубке.
«И чего в этом такого умного?» – в недоумении подумала я.
Поначалу я даже поверить в это не могла. Написав на листке: «Мадам де Турвель?», я была в полной уверенности, что получу в ответ: «С чего ты взяла?» Так уже было однажды, когда возникло подозрение, что одна подруга Эдварда ждет от него ребенка. В городе, где она жила, Эдвард вел практикум для учителей польского языка. Она была в числе слушателей семинара. Немудрено, что вскоре она была без ума от него. Муж сомневался, начинать ли с ней роман. По его словам, это была типичная Анна Каренина, и он опасался, что с ней потом хлопот не оберешься. Как в воду глядел. Полонистка написала полное драматизма и упреков письмо, а в конце красным (не исключено, что с помощью именно этого карандаша она поправляла ошибки в тетрадках своих учеников) было подчеркнуто: «У меня задержка». Эдвард показал мне это письмо, и мы с ним думали, что предпринять. В конце концов остановились на том, что он съездит в этот город. Нужно же было наконец выяснить, что там с этой полонисткой. Он уехал, а я места себе не находила. В результате в гостиницу, где он остановился, полетела телеграмма, в которой был только один вопрос: «Мадам Баттерфляй?», а несколькими часами позже пришел столь же короткий ответ: «С чего ты взяла?»
А вот теперь он меня удивил. Сперва я не сознавала, насколько серьезно прозвучало это «да». Однако я решила не оставлять этого без внимания и после возвращения из отпуска снова въехать в нашу квартирку. Когда до Варшавы оставалось совсем немного, он осторожно спросил меня, куда я поеду сначала, на Мальчевского или домой.
– Домой, – ответила я.
– Тебе нужно забрать какие-то вещи?
– Я там живу!
Увы, там я уже не жила, только пока еще не знала об этом. Эдвард занес наверх наши чемоданы, после чего сказал, что должен выйти на минуту, и не появился до утра. Он позвонил мне уже из редакции.
– Дарья… между нами останется все по-прежнему… но… в моей жизни появилась другая женщина…
– Кто?
Он кашлянул, прочищая горло.
– Другая…
– Я ее знаю? – Да.
– И кто она?
– Алиция.
– Случайно, не та, что из Страны чудес?
– Она учила меня английскому…
– Значит, все-таки мадам де Турвель, – подхватила я не без ехидства.
– Прекрати, – раздраженно ответил он.
– Ты уже со мной не играешь?
– Играла со мной ты.
– А ты мне изменял!
– С твоего благословения.
– Я беру его назад, – быстро произнесла я, одновременно понимая, что говорить этого не должна, потому что в данной ситуации это прозвучало жалко.
В трубке воцарилась молчание. Не в силах дольше переносить его, я бросила ее на рычаг.