– Здесь всегда была глухая провинция, – пытался он убедить меня, – а после всего этого мы вообще окажемся в средневековье. Та горстка интеллектуалов, которая у нас осталась, еще долго не поднимется после нокаута Ярузельского, ведь Польская академия наук наполовину состоит из оппортунистов, а наполовину из стукачей. И те, и другие теперь будут долго, годами, лечить свое моральное похмелье. В жизни культуры и науки наступит регресс. Так им и надо, зачем надо было совать пальцы между дверями? Прошу тебя, Дарья, уедем со мной.
В ответ я лишь отрицательно качала головой:
– Хочешь – поезжай один, наш брак все равно угасает.
А он брал мое лицо в свои ладони и, глядя мне прямо в глаза, отвечал:
– Без тебя никуда с места не двинусь.
Я была нужна ему, так же как он был нужен мне, хотя вместе мы жить не умели. И все-таки у меня оставалась надежда, что уж состариться вместе мы сумеем. Даже тогда, когда он жил с той, другой, эта надежда грела меня. В глубине души я считала, что в старости он выберет меня. Быть может, все так и произошло бы – его новая избранница была намного моложе… Какой была бы моя жизнь, если бы Эдвард все же уехал тогда во Францию? Поехала бы я вслед за ним или старалась строить свою жизнь по-своему? По прошествии трех лет, с тех пор как его нет и уже никогда не будет, я так этому и не научилась. Я все еще завишу от него, даже думать стараюсь так, как хотел бы того он. Так что физическое устранение ничем не помогло.
Его первая попытка зажить своей жизнью с другой женщиной стала последней, закончившись смертью, его смертью…
Наш Амстердам… В самолете мы сидели с Эдвардом рядом, он читал «Тайме» на языке, который я возненавидела – он отнял у меня мужа. Итак, он читал, а я сидела бок о бок с ним, чувствуя сквозь одежду прикосновение его плеча. Это прикосновение было случайным или нет?.. Желая проверить, я слегка отодвинулась, спустя какое-то время его плечо снова коснулось меня. Было в этом что-то электризующее. Я украдкой взглянула на Эдварда. Он, казалось, был целиком поглощен чтением, выражение лица было совершенно невозмутимое, но ведь мы делили с ним не постель, а всего лишь кресла в самолете.
На месте нас ожидал сюрприз: перед выездом я направила факс организаторам, уведомляя их, что приеду с мужем, а посему прошу забронировать два номера, но, поскольку факс пришел с опозданием, свободных одноместных номеров к тому времени не осталось. Господин, встречавший нас в аэропорту, долго извинялся по этому поводу.
– Нет проблем, – отмахнулся Эдвард. – Нам с женой вполне хватит и одного номера.
При этих словах я испытала странное чувство. Возможно, вмешалась сама судьба, подумалось мне, может, отсюда мы вернемся вместе… Эдвард позвонит своей пассии и скажет:
– Извини, дорогая, но я решил вернуться к жене…
Все последующее время я жила словно в трансе. Вечером первого дня мы поужинали в ресторане гостиницы, а потом на лифте поднялись к себе. В лифте наши глаза встретились, и Эдвард тепло улыбнулся мне. Мыться он пошел, как обычно, первым. Из ванны вышел в пижаме и, нисколько не смутившись, спросил, какую кровать я предпочитаю, а когда я ответила, что мне все равно, занял ту, что ближе к окну. Теперь была моя очередь идти в ванную. Помещение ванной отличалось шиком – отель был высокого класса, никогда прежде нам не доводилось жить в таком за границей. Я разглядывала себя в зеркале, оценивая свои женские достоинства. Могу ли я еще нравиться, возбуждать желание? Распахнув рубашку, я осматривала свою грудь. Кажется, она была в порядке, без каких либо признаков старения. Когда я вернулась в комнату, Эдвард спал. В той нашей жизни я приняла бы это с облегчением, теперь же я почувствовала разочарование. Я легла, но так до утра и не сомкнула глаз. День мне предстоял трудный, но, несмотря на это, ни о чем другом, кроме того, что он находится в такой близости от меня, я думать не могла.
Моя встреча с читателями прошла с успехом, потом состоялся банкет. В гостиницу мы вернулись за полночь. Это была наша последняя ночь здесь – и мой последний шанс. На сей раз первой в ванную отправилась я. В постель я ложилась с бешено колотящимся сердцем, в ушах стоял шум.
Погасив свет, Эдвард забрался под одеяло.
– Спокойной ночи, – сказал он.
– …ночи, – буркнула я.
Он лежал на боку, спиной ко мне. Я лихорадочно искала повод, о чем бы заговорить с ним, боясь, что он тут же заснет.
– Вечер удался на славу… – неуверенно начала я.
– Может, наконец ты избавишься от комплекса провинциальной писательницы?
– Это ты считал меня провинциальной писательницей.
– Ну вот, опять я виноват.
– Нет, виновата была всегда я, только я! Пресловутая черная овца в нашем супружестве!
– Дарья, не забывай, что муж овцы – баран!
Мы оба прыснули от смеха. Эдвард зажег ночник.
– Может, найдется что-нибудь в баре? Пить хочется, – сказал он.
– Да ведь у нас есть шампанское! – чуть ли не закричала я.