Супружеские игры

Я отхлебнула из железной кружки. Щеки мои горели, но в целом ощущения были приятные. До этого я редко пила, потому что Эдвард страшно сердился, видя меня даже в легком подпитии.

– Но ведь эти типы из «Солидарности» не стали никого подвешивать, как ты выражаешься, за яйца, – возразила я. – Сумели обо всем договориться за круглым столом. Валенса тоже болел душой за Польшу.

– Он-то! – презрительно скривилась Агата. – По мне, он тоже не пойми что, как и этот пресловутый Майкл Джексон. Ходит с изображением Божьей Матери в виде значка на лацкане, над нами небось вся заграница потешается…

– А как ты оказалась здесь во второй раз? – спросила я.

– Потому что один раз здесь уже побывала, – встрепенулась Агата. – Когда отсидела свое за этот проклятый шлагбаум и оказалась за воротами, то не знала, куда мне податься и что делать. Моя полюбовница еще сидела, она-то и дала адресок перед тем, как мне выйти на волю. Ну, я туда поехала, а там гнали бражку. Я начала приторговывать этой бражкой.

Нас всех замели… С той поры я то в каталажке, то на воле. Но я тебе уже говорила, что предпочитаю сидеть за этими стенами…

Когда потом, лежа на нарах, я мысленно вспоминала наш разговор с Агатой, мне пришло в голову, что теперь я знаю, как мне ее назвать – до этого никак не удавалось придумать для нее прозвище. «Каракатица» мне не нравилось. Остальные тоже. А сейчас про себя я назвала ее просто Мать. Возможно, впервые я до конца поняла сущность материнства – для Агаты высшей формой проявления материнской любви стало отречение от нее. Это было достойно уважения. Если бы она была как все, то боролась бы за возвращение к нормальной жизни и за право быть матерью, а сейчас это не имело смысла. До того как она попала в тюрьму, ее полнота не казалась такой отталкивающей – толстых женщин много, – но здесь с ее телом произошли необратимые изменения. Ее всю раздуло как на дрожжах, на теле появились растяжки и красные прожилки лопнувших сосудиков. Она сознавала, как она выглядит.

Лицо ее тоже сильно изменилось. Ни муж, ни тем более маленький сын, скорее всего, не узнали бы ее.

– Видела бы ты мою фотографию, когда я была еще в девушках, не поверила бы, что до такой степени можно измениться.

– А твой муж не пытался связаться с тобой? Ведь ты попала сюда по случайности, как и наша обанкротившаяся бухгалтерша.

– Пытался… – помолчав, отозвалась Агата, – но меня всегда тянуло к женщинам… Не раз бывало, что как только мне приглянется какая-нибудь особа женского пола, то у меня аж коленки подгибаются. Это еще было в те времена, когда я сама была ничего… Ну а когда муж наконец получил разрешение на свидание наедине, у меня уже была подружка…

Нет, все-таки просто Мать не подходит, не раскрывает суть ее личности. Маска, Любовница – эти прозвища сразу говорят о человеке и, по-моему, точно характеризуют обеих моих сокамерниц. Может, лучше Мать Агата… Да именно так. Ничего что эта кличка полностью меняет смысл предыдущей, видимо, выбор судьбы пал на Агату. Она не сама выбирала свою нынешнюю жизнь – это было ей предназначено. Своеобразный монастырь вместо материнства. Мы обе попали в этот монастырь. Она – мать-наставница, Мать Агата сестер– заключенных, а я – сестричка Дарья…

– Ответь мне, зачем ты так поступила со мной тогда? – задала я вопрос, который никогда не отважилась бы задать, будь я трезвой. – Это что, твой коронный прием?

Она отрицательно покачала головой:

– Я как увидела тебя в душевой… мне показалось, что у тебя самая красивая грудь на свете… это, наверное, потому, что ты никогда не рожала… Я все пыталась отогнать от себя это видение, пошла даже укололась… а потом – обрыв киноленты…

– А ты постоянно колешься?

– Да нет, с чего ты взяла, пару раз пробовала, забалдеть хотелось, а так чтоб меня тянуло, этого нет…

Схватив со стола железную кружку, я махом вылила в себя остатки водки.

– Ты сильно обижаешься на меня за то, что я тебя с нар столкнула?

Она лишь молча покачала головой.

– Имела на то полное право, – сказала Агата, а потом, упрямо тряхнув головой, добавила: – Может, оно и к лучшему, что так вышло, по крайней мере, бзик мой как рукой сняло. А «красоте» моей неземной уже ничего не способно повредить. Я ведь тогда ни о чем думать не могла. Ты у меня все время перед глазами стояла, какой я тебя впервые увидела в душе… А как полетела вверх тормашками, в голове сразу прояснилось…