Супружеское ложе

– Сиреневый? Конечно, не для музыкального салона. Зато такой цвет идеально подойдет для твоей спальни.

Джон отложил образец и перегнулся через прилавок.

– А это может привести тебя в мою постель? – прошептал он.

– Нет, – не колеблясь ответила она.

– Значит, все не важно, – пробормотал он и выпрямился. – Я был готов пожертвовать своими предпочтениями ради тебя, но все напрасно. Поэтому для бархата такого цвета есть только одно применение.

– Какое именно?

– Фрак для сэра Джорджа.

На этот раз Виола рассмеялась, и у Джона стало еще легче на душе.

– Бедняга! – воскликнула она. – Вы с Диланом просто преследуете его. Неужели опять сочиняете о нем лимерики?

– Нет, зато у нас есть новый, для леди Сары Монфорт. Вряд ли она относится к числу твоих подруг, поэтому я уверен, что ты захочешь его послушать, – робко предложил он.

– Не захочу.

Оглядевшись, дабы убедиться, что их не подслушивают, он упрямо начал декламировать:

Жила-была леди по имени Сара.

С сердцем сухим, как пустыня Сахара.

В постели она холодна, как льдина.

Беседа с ней неприятна, как хина.

Виола разразилась смехом, на секунду забыв, что должна ненавидеть мужа.

– Это один из самых бездарных лимериков, которые я когда-либо слышала, – объявила она, все еще смеясь.

Джон тоже расхохотался:

– Знаю, но за него ты должна мне не менее десяти очков!

– Десяти? Двух будет вполне достаточно. Он так ужасен, что не заслуживает большего.

– Конечно, ужасен, но подумай о теме! Кроме того, пыталась ты когда-нибудь найти рифму к имени? Поверь, это нелегко. И поскольку мне слишком часто приходилось быть соседом по столу этой дамы, я неизменно претерпевал нечто вроде приступа малярии, от которой хина – единственное действенное средство. Так что мое описание как нельзя более точно.

– Интересно, почему это?

– Поверь, побеседовав с ней, я действительно заболевал. Вполне естественное следствие общения с особой, в голове которой царит пустота: ведь мозгов у нее совсем нет.

Виола снова рассмеялась, и, глядя на нее, на золотистые блики, играющие в ее волосах, и свет улыбки, Джон невольно затаил дыхание. Пусть за восемь лет они оба изменились, но одно осталось прежним: стоило Виоле засмеяться или улыбнуться, казалось, что на небе появилось еще одно солнце. Придется снова сочинять лимерики, чтобы немного охладить пыл!

Смех неожиданно смолк, а сияние померкло. Солнце зашло за тучу, а по магазину словно пронесся ледяной ветер.

Джон повернулся, пытаясь определить причину столь ужасной метаморфозы.

Хорошенькая шатенка в вишнево-красной шляпе наклонилась над прилавком в центре комнаты, глядя на отрезы тканей и что-то с улыбкой говоря окружающим ее женщинам. И тут она подняла голову, встретилась взглядом с Джоном и коротко кивнула. На ее лице промелькнуло мимолетное выражение нежности. Джон поклонился в ответ, и женщина отвернулась.

Леди Дарвин.

Давненько он не видел баронессу! Не менее двух лет, а может быть, и дольше. Выглядела она хорошо, и Джон был этому рад. Пегги всегда была доброй, милой, любящей женщиной.

Джон заметил, что она смотрит куда-то мимо него, и, повернувшись, успел увидеть, как Виола исчезает за дверью магазина. Сердце его упало. Похоже, все усилия вернуть жену пошли прахом.

Глава 9

Черт! Джон немедленно бросился вслед за женой, но к тому времени, как успел обойти длинный прилавок, в дверях появились две солидных леди с кучей пакетов, причем каждая, в порыве вежливости, стремилась пропустить приятельницу вперед. Пришлось ждать, пока они договорятся, и прошла целая вечность, прежде чем он сумел покинуть магазин.

Оказавшись на тротуаре, Джон успел заметить, как жена быстрым шагом сворачивает за угол, на Брук-стрит.

– Виола! Подожди! – крикнул он и бросился за ней, не обращая внимания на взгляды проходивших мимо пешеходов.

Сейчас ему было безразлично, что это Мейфэр, приличный чопорный Мейфэр, где никто не кричал и никуда не бежал.

Он догнал ее на углу Дейвис-стрит.

– Куда ты идешь?

– Домой.

Он положил ладонь на ее руку.

– Гросвенор-сквер – это не твой дом.

– Сейчас это мой дом. – Она вырвала руку и продолжала идти. – И если все будет по-моему, навсегда станет моим домом.

– Нельзя ли нам поговорить об этом?

– Решил поговорить, вместо того чтобы просто уйти? – прошипела Виола, не глядя на него. – Ничего не скажешь, благоприятные перемены. Но нет. Я не хочу разговаривать, потому что мне нечего сказать. Я не хочу тебя видеть. Не хочу проводить с тобой время. Не хочу выбирать шторы для твоей библиотеки. Зато хочу, чтобы ты ушел и оставил меня в покое. Не желаешь сделать Бертрама своим наследником? Это твое невезение, до которого мне дела нет.

Они дошли до конца квартала и стали переходить Дьюк-стрит, но тут Джону пришлось вытаскивать Виолу едва ли не из-под колес тяжело груженной телеги.

– Ради Бога, Виола, поосторожнее!