Surface tension (СИ)

Решив, что вот она, подходящая аудитория для первого прочтения уже имеющегося текста, Бараш кубарем скатился с холма и припустил следом. – Лосиния! Лосиния, подождите.

Она остановилась, недоуменно наблюдая за запыхавшимся поэтом. – Что-то случилось?

- У меня тут это… стихи. Я бы хотел… послушать, тьфу, прочитать! А что это у вас? – Бараш ткнул копытом в пропеллер.

- Новая мешалка, - терпеливо объяснила она, воткнув конец прута в землю и оперевшись на лопасти пропеллера. – Несу от Пина. Простите, но у меня нет времени.

- Лосиния, я быстро! – Бараш умоляюще сложил копыта. – Я вас провожу! Я должен услышать мнения читателей, чтобы писать дальше.

- Я не разбираюсь в поэзии, - развела копытами Лосиния и снова выдернула прут. – Мое мнение вам ничего не даст. А сейчас извините, мне пора. Мы должны продолжать, - и она развернулась, собираясь уйти. Бараш, пораженный внезапной догадкой, решительно шагнул следом.

- Лосиния, вы плакали.

Пропеллер в ее копыте резко качнулся назад, едва не наградив поэта по лбу. Бараш едва успел увернуться.

- С чего вы взяли?

С того, что у непрошибаемой аспирантки Лосяша, которую вывести из себя, казалось, в принципе невозможно, не могут просто так быть влажные покрасневшие глаза и слипшиеся ресницы, мысленно объяснил себе Бараш, но вслух сказал совсем другое:

- Догадался. Я могу вам чем-то помочь? – Нет, не можете. Бараш, я понимаю, что вам скучно, но у меня полно работы. Извините, - и она решительно зашагала прочь. Бараш озадаченно почесал рог. Чем дальше, тем интереснее… Продолжая размышлять, он вернулся на прежнее место и снова уселся под деревом. Однако творчество не двигалось, и вместо стихов в голову лезло совсем другое.

Нюша, будучи эмоциональной и капризной принцессой долины, с легкостью выдавала фонтан слез по любому поводу. Вышли из моды бантики? Рыдает. Потрескался лак на копытах? Рыдает. Про недостаток общения и комплиментов вообще говорить страшно… Лосиния по сравнению с ней – кремень, ничем не проймешь. Ведь явно же что-то с ней случилось, и все равно как ни в чем не бывало идет работать. Таких женщин Бараш раньше не встречал. За те неполные три дня, что поэт был знаком с аспиранткой Лосяша, его не оставляли размышления о природе этого феномена. Лосиния не была меланхоличной, неприветливой или что-то в этом роде, вовсе нет. Просто вне пределов ее научных интересов говорить с ней было не о чем.

Бараш невольно сравнивал. У Нюши настроение металось белкой в колесе, предсказывать его поэт так и не научился. Это придавало их отношениям особую остроту: то смеется, то гневно верещит, то томно придвигается ближе. Последние дни с ней творится что-то странное: в ее холодности и нежелании проводить время в обществе влюбленного поэта не было ни капли обычной наигранности. Словно ее мысли занимало что-то другое… кто-то другой. Бараш помотал головой. Нет, нет и нет! Прекрасная принцесса может принадлежать только одному рыцарю.

А Лосинию он прошлым вечером пригласил послушать его стихи. Пытаясь вызвать у нее хоть какой-то отклик, около часа вещал на разные голоса, входя в образы своих персонажей. Она вежливо улыбалась, наблюдая за его стараниями, а под конец извинилась, что не разбирается в поэзии. Бараш едва смог скрыть искреннее удивление: Нюша ведь тоже не разбирается, порой ей нравится откровенная ерунда, а творения, над которыми он сидел по несколько недель, называет занудными и скучными. Но Нюша… чувствует. А эта – нет. Бараш поймал ей светляка, принес на копыте трогательное светящееся в подступающей ночи насекомое. Она вновь улыбнулась своей вежливой отстраненной улыбкой, зато потом, когда вконец сбитый с толку Бараш провожал ее домой, прочитала ему целую лекцию о генах свечения, встречающихся у микроорганизмов. Причем здесь какие-то бактерии, когда он держал на копыте маленький ночной фонарик?

И вот теперь – снова. За пределами своих научных изысканий она не чувствует ничего.

Тогда что, скажите на милость, могло вызвать слезы этой странной лосихи, которая осталась равнодушна к самым душещипательным из его творений? Чем больше Бараш пытался это понять, тем больше приходил к выводу, что нуждается в совете. И кто может дать дельный совет очутившемуся на распутье рыцарю, как не опытный старый ворон с бурным, покрытым мраком прошлым.

Оставив бесплодные попытки хоть что-то сегодня написать, Бараш отнес домой чернила и бумагу и направился к Карычу. С ним поэта связывало несколько совместных предприятий, начиная от обучения пению и заканчивая грандиозной аферой по привлечению Нюшиного внимания. В общем, ворону Бараш доверял. Карыч оказался, по счастью, не занят – он разгадывал кроссворд, расположившись в кресле-качалке на лужайке перед домом.

- Доброго утра, мой юный друг! – гостеприимно поприветствовал ворон, распахивая крылья. – Что привело вас в такую рань?

- Два часа дня, вообще-то, - буркнул поэт, усаживаясь на ступеньки крыльца. – Добрый день. Карыч, тут у меня проблема… деликатного характера.