Суровое испытание

По вискам Кан Инхо стекали капельки пота. Загадочно улыбнувшись, адвокат Хван повернулся к судье:

— В качестве вещественного доказательства я предоставляю суду предсмертную записку мисс Чан Мёнхи, переданную мне родителями покойной. Увидев спецрепортаж о событиях в интернате «Чаэ», они поняли, что человек, привлекший к суду руководство интерната, и есть тот самый Кан Инхо, который десять лет назад довел до самоубийства их дочь. Они сообщили, что в свое время хотели привлечь его к суду, однако доказательств его причастности к самоубийству не было, поэтому делу не дали ход. Ваша честь! Этот человек три года состоял в педпрофсоюзе, но сейчас открещивается от этого факта; кроме того, под вывеской проведения в жизнь «истинного образования» участвовал в деятельности нелегальной организации; он же в бытность преподавателем старшей женской школы применил сексуальное насилие к своей воспитаннице, тем самым доведя ее до самоубийства! Имеет ли право этот человек бросаться обвинениями в адрес уважаемых людей, род которых на протяжении двух поколений жертвовал всем ради бескорыстного служения инвалидам?! Можем ли верить свидетельству того, кто так нагло отрицает собственную противозаконную деятельность, и лишь на основе его заявления облить позором этих почетных граждан, их семьи и интернат «Чаэ» с его пятидесятилетней историей? У меня все.

Кан Инхо буквально примерз к своему месту. В опустошенной голове потихоньку стала приоткрываться завеса, всплывали смутные воспоминания. Кажется, он понял, в чем состояла его так называемая деятельность в педпрофсоюзе. После окончания университета по недоразумению военного ведомства он почти на год оказался в подвешенном состоянии. Узнав, что до армии ему еще далеко, старший товарищ по университету предложил временно поработать в частной школе, где и сам состоял на службе. Для Кан Инхо на тот момент это была большая удача. Однажды тот же приятель посоветовал ему вступить в педпрофсоюз. Как и заметил судья, в те годы он действовал нелегально, однако было ясно, что узаконивание не за горами. Кан Инхо не был очень уж идейным, чтобы пылко поддержать предложение, однако особого повода для отказа тоже не видел. Поэтому поставил свою подпись на документax.

В конце концов, ему было двадцать четыре года — зеленый юнец, молоко на губах не обсохло. Какие проблемы детского образования? В день зарплаты он зазывал приятелей, и они закатывали пирушки в барах, заказывая дорогую заморскую выпивку. А потом частенько шли в ночной клуб, где он заводил интрижки на одну ночь с совершенно незнакомыми девушками. Наутро после попойки он приходил на урок, распространял запах перегара, и его взрослые ученицы морщились и зажимали носы, ворча: «Ай! учитель! От вас алкоголем пахнет!» Но они только делали вид, что им противно, на самом деле выказывая интерес и симпатию к молодому неженатому преподавателю. Их заливистый смех… В то время он ничего не откладывал и даже не обзавелся личным транспортом. Он не чувствовал себя преподавателем, скорее, высокооплачиваемым репетитором. А спустя год ушел в армию. Позднее он узнал, что в школе его уход оформили как отпуск без содержания — на случай, если после демобилизации он решит восстановиться в должности. И это тоже стало для него удачей.

Однако в школу он не вернулся. Университетский приятель открыл фирму по импорту одежды и позвал его к себе помощником. Этот опыт впоследствии позволил ему начать собственный маленький одежный бизнес. Но его имя по-прежнему числилось в списках преподавателей, и действительно выходило, что все эти три года он состоял в педпрофсоюзе. В реальности к нему это не имело никакого отношения и существовало лишь на бумаге.

— Я вспомнил! Дело в том, что в педпрофсоюзе я… — воскликнул Кан Инхо.

Скосив на него глаза, судья покрутил в руках документы и ледяным голосом с неприязнью сказал:

— Свидетель, освободите кафедру! Приглашается следующий свидетель защиты.

С места встала Юн Чаэ и приблизилась к кафедре. Кан Инхо не двигался. Сперва маленькой острой иглой его уколол насмешливый, словно бы с издевкой, взгляд Юн Чаэ. Затем взгляды Ли Гансока, Ли Ганбока и Пак Бохёна стали впиваться в его виски, щеки, затылок, кисти рук. И напоследок словно туча стрел пронзила все его тело, исколов с головы до пят, не оставив живого места. Он физически ощущал эту боль и никак не мог сообразить, где его место там, в зале суда. Пошатываясь, Кан Инхо направился к выходу. И этот путь показался ему вечностью. Пол ходил ходуном, воздух лип к телу. Холодный пот пропитал рубашку и даже пиджак, расплываясь по ткани, как кровь, сочащаяся из самых внутренностей.

94

Только на площади перед зданием суда он понял, что телефон в кармане уже довольно долго непрерывно вибрирует. Это была жена.

— Ты… — начала она и умолкла.

Догадываясь, что новости будут нерадостными, он остановился и сказал:

— Если не срочно, то через десять минут я…

— Не срочно, но важно, — оборвала жена. Раньше такого не случалось. — Ты…

Он почувствовал, как ее колотит на том конце провода.