— Мой отец был учителем в начальной школе. Только сейчас понимаю, как часто ему приходилось закрывать глаза на несправедливости и как глубоко прятать свою гордость, да что там прятать — ему пришлось скомкать и выкинуть на мусорку все свое достоинство ради того, чтобы в условиях военной диктатуры Пак Чонхи поставить нас со старшей сестрой на ноги и даже дать нам высшее образование. А Кан Инхо заявился сюда, в Муджин, совсем не по учительскому призванию, а лишь в надежде на крошки со стола. И при этом ни с того ни с сего возомнил себя борцом за справедливость. Видишь ли, благодаря тому, что отец прожил свою жизнь, так сказать, с поджатым хвостом, я смог учиться в университете и особых трудностей в жизни не испытывал. Помнишь, ты говорила, что после смерти отца, известного своей честностью и неподкупностью пастора Со, вы страдали от бедности? Не знаю. Будь один, я бы, может быть, и повоевал, но как быть с Сэми?.. У меня не хватит решимости сделать мою дочь бедной и несчастной из-за своих желаний добиться иллюзорной справедливости. Мой ребенок рано или поздно узнает о том, что сегодня всплыло в интернете, и я, будучи отцом этого ребенка, не смогу так же, как твой отец…
— Сегодня, когда ты ушел, мне сообщили, что Ханыль стало плохо, и я поехала в Муджинскую университетскую больницу, — ни с того ни с сего ровным голосом сказала Со Юджин.
Он сидел, не скрывая досады, зажав в зубах очередную сигарету, но после этих слов замер.
— Когда Ханыль кладут в больницу, это, как правило, месяца на три, однако на этот раз, слава богу, просто простуда. Ей сделали укол, температура спала. Мать моя, конечно же, переполошилась, как человек, что, обжегшись на молоке, теперь и на воду дует. Ханыль поставили капельницу, я врача попросила, чтобы и матери сделали. Когда обе заснули, я приехала к тебе, хотела вместе поужинать где-нибудь в ресторанчике — смотрю, а у тебя в квартире темно, вот и решила подождать.
— Слава богу, что обошлось. Правда, прости. Мне сейчас совсем не до ужина…
В ответ Со Юджин слабо улыбнулась:
— Это точно. Мне тоже не особо.
Некоторое время она невидящим взглядом смотрела в никуда.
— …Инхо! Сообщили, что бабушка Юри тоже пошла на мировую.
Он чуть не выронил сигарету из пальцев. Со Юджин молча смотрела на разметавшиеся в воздухе клочья ночного тумана, напоминающие седые космы призрака. В памяти всплыл полуразвалившийся дом Юри в горном захолустье. Крыша, затянутая полиэтиленом, зловоние, исходящее от лежачего больного, напоминающие грабли скрюченные руки бабушки Юри…
— Но, знаешь, я не могу ее винить.
Кан Инхо устало потер лоб.