— Знаешь… именно поэтому я буду бороться! Не для того, чтобы помериться силами с ними, а ради Ёнду, Юри и Минсу. Ради Пады, Ханыль и Сэми. Ради тех малюток, что только что появились на свет в больнице, откуда я только приехала, и сладко посапывают в своих люльках. Знаешь, мой отец… И отчего его имя сегодня так часто всплывает? Я тебе одно скажу: я ни разу не чувствовала себя жалкой и несчастной из-за моего отца. Что касается бедности, то в этом падшем мире даже те, кто из кожи вон лезет, желая выглядеть успешным, в любой момент могут остаться у разбитого корыта, лишившись работы, потерпев крах в бизнесе или поручившись за чужие долги. Есть и те, кто с рождения и до смерти прозябает в бедности. Нет гарантий, что мы жили бы безбедно, если бы отец, будучи служителем при церкви, ходил на задних лапках перед властями. По поводу потери кормильца — так это судьба множества ребятишек по всему миру. Потому как отцы умирают не только от пыток, они могут умереть от болезни, погибнуть в аварии или же покончить с собой. Жизнь и смерть моего отца, напротив, помогла мне найти себя, понять свою личную ценность и значимость в этом ущербном мире, где великое множество людей страдает от неизбежной бедности и безотцовщины. Я вовсе не была несчастным оборвышем, которого тянула на себе мать-одиночка. И я ощущаю себя жалкой и несчастной, лишь когда порой меня тянет пойти на компромисс там, где это совершенно недопустимо.
По позвоночнику Кан Инхо пробежала мелкая дрожь. Каждой клеточкой он ощутил, как мучили ее эти вопросы, как она терзалась в поиске правильных ответов, сколько ей пришлось исходить дорог, чтобы прийти к такому выводу.
— Знаю, будет нелегко, но все же давай сделаем это! Пойдем до победного! Не получится в суде, есть еще улицы и СМИ. Как бы там ни было, нельзя снова бросить этих детей на растерзание псам. Инспектор Чан спросил меня: не думаю ли я, что для судьи, прокурора и адвоката права директорской семейки и права глухих детей равны? И сказал, что победы нам не видать как своих ушей. Представляешь? Ну что ж, хорошо. Что бы там ни думали судья, прокурор и адвокат, для нас права директора и права детей-инвалидов абсолютно равны! И нельзя допустить подобной дискриминации ни на миллиметр, ни на грамм. И я буду бороться за это!
На последних словах Со Юджин протянула ладонь, в ее глазах застыл вопрос: «Ну как? По рукам?» Кан Инхо отрешенно посмотрел на нее и в конце концов сдался, протянув ей руку навстречу. Это было крепкое рукопожатие. Заметив сомнение на его лице, она задорно улыбнулась:
— Знаешь, когда вспоминаю твои слова, что в университете казалась тебе недосягаемой из-за собственной правильности, меня начинает разбирать дикий смех.
И вот теперь, глядя друг на друга, они наконец оба рассмеялись.
102
Разумеется, ночь прошла мучительно. И хотя он почти не сомкнул глаз, ошметки смутных кошмаров неотступно преследовали, безжалостно растаптывая и терзая его. Бреясь утром у раковины, он замер с бритвой в руках, увидев в зеркале, что одна ночь состарила его на несколько лет: щеки ввалились, кожа приобрела землистый оттенок, выглядела неровной и огрубелой. С новой силой вспыхнуло желание прямо сейчас бежать отсюда куда глаза глядят. Когда он приехал в интернат и шел в учительскую, ему казалось, что тело его неотвратимо немеет в предчувствии взглядов коллег и учеников, которые посыплются на него градом ядовитых стрел.
В кармане зазвонил телефон. Это была мама Ёнду. Она сказала, что Юри сильно заболела и ее срочно нужно отвезти в университетскую больницу Муджина. А так как у нее нет машины, она получила у завуча разрешение на то, чтобы это сделал учитель Кан как классный руководитель Юри. Манера речи мамы Ёнду оставалась прежней. Интересно, слышала ли она вчерашние новости из зала суда? Скорей всего, да. Однако она ничего по этому поводу не сказала, лишь тепло выразила свою признательность: «Благодаря вашей поддержке на душе спокойнее. Как хорошо, что вы рядом». Кан Инхо на секунду даже подумал, что таким образом о нем позаботились Со Юджин, пастор Чхве и коллеги по школе, не оставшиеся равнодушными к этому делу.
Когда Кан Инхо вместе с мамой Ёнду подъехали к общежитию, им навстречу прихрамывая, вышла Юри. Он подумал, она поранила ногу, однако дело было в осложнении по женской части. После суда Юри никак не могла оправиться от шока и приболела, иммунная система дала сбой, в результате воспалилась вульва, и это вызвало нестерпимый зуд. Юри не удержалась и расчесала, образовался нарыв размером с кулак ребенка. Ситуация усугубилась тем, что в медкабинете интерната несколько дней не предпринимали лечебных мер, кроме как помазать дешевой мазью. Когда в отделении скорой помощи университетской больницы Муджина Юри раздели, оказалось, что внешние половые губы ужасно распухли, а нагноение весьма сильное. Даже беглый осмотр показал, что ситуация сильно запущена, без содрогания на это смотреть было невозможно. Требовалось вмешательство хирурга, хотя операция обещала быть не очень серьезной. И девочку устроили в стационар.