Суррогатная мать

– Легче сказать, чем сделать, потому что я ведь тоже напичкана эстрогеном. У меня ломит спину, адски болят соски, я почти не сплю, и муж променял меня на девицу помоложе – а все потому, что я предложила стать ее суррогатной матерью. Нет, Шейла, поверь мне, ты бы ее слышала! Как же она меня осуждала! – Она осеклась и застонала. – Про Адама я так же говорила, да?

– Ага, – сказала Шейла. Рут слышала, как она колебалась. – Кстати, ты в курсе, как там у него дела?

– Нет, и даже на это не надеюсь. Думаю, что Лорен довольно часто его навещает, Алекс звонит, но, к счастью, они избавляют меня от подробностей. И теперь у меня все в порядке, я привыкла.

– Серьезно?

– Ну нет, конечно! Мне покоя не дает эта глупая фантазия, как раздается стук в дверь, за ней – он, говорит, что бросил Эмили ради меня, и умоляет принять его обратно. Я упрямлюсь так долго, как только могу, но все-таки сдаюсь – и мы живем долго и счастливо.

– Может, так и будет, – сказала Шейла, но ее голос звучал неуверенно.

– Да ни в жизнь. С Адамом все или ничего – полутонов не бывает. На самом деле мне интересно, попытается ли он восстановить фертильность и завести с ней детей. У мужчин в его возрасте часто просыпается второе дыхание. – Рут вздохнула. – Как только ребенок родится, думаю, нам придется продать дом, и я начну жизнь с чистого листа уже в одиночестве. Вот весело будет, да?

Шейла сказала:

– Тебе нужно отдохнуть. В эти выходные я поеду в Пензанс, проведаю маму. Может, поедем вместе? Расслабишься, отвлечешься, забудешь обо всем на пару дней. Подумай.

Рут не нужно было и думать: сбежать от боли и хаоса собственной жизни и вместо этого влиться в поток чужой – звучит слишком заманчиво, к тому же на работе не планируется никаких встреч.

– Если ты не против часто останавливаться, чтобы я могла сходить в туалет и размять ноги, то я с радостью сбегу с тобой в Корнуолл.

* * *

Рут зажгла свечу, наполнила горячую ванну с лавандовым маслом и погрузилась в воду. Наблюдая, как ребенок пинается и бьется локтями о блестящий от воды живот, она обхватила его руками и запела:

Баю-бай детка на вершине древка,
Ветерок подует, малютку заколдует.
Люлька закачается, веточка сломается.
Обломится веточка, упадет и деточка.

Рут замолчала, и они лежали в тишине. Вдруг малыш перекувырнулся, словно умоляя спеть еще. Она засмеялась и начала снова. После нескольких акробатических трюков и еще трех стишков она сказала:

– А мы с тобой отлично ладим, да?

Она продолжала говорить с ним, пока вытиралась:

– Все бросили меня, потому что я старая, толстая, беременная бабушка. Не говоря уже о том, что мать из меня никудышная. Но ты решил остаться.

Она просунула голову в ночную рубашку и, прислонившись к стене, натягивала ее на живот.

– Беда в том, что трудно быть хорошей матерью, если твоя собственная была так себе, только на курсах для беременных об этом не рассказывают. Приходится учиться в процессе – и если бы это была оплачиваемая работа, меня бы уволили за некомпетентность. Столько проблем и потерь, но ни капли благодарности.

Она наклонилась, чтобы спустить воду из ванны, и почувствовала, как малыш пинается.

– Погоди немного, еще чуть-чуть, и выпрямлюсь. – Она встала и обняла его. – Ты же не считаешь меня холодной и безжалостной?

Она ждала ответа, но ребенок оставался неподвижен.

– Надеюсь, что нет, потому что ты – все, что у меня сейчас есть, мой малыш.

26

Шейла забрала Рут поздно утром в пятницу, чтобы не попасть в час пик. Рут не выезжала из города уже несколько месяцев, и вид открытой сельской местности, простирающейся до самого горизонта, был как бальзам на душу. Стоял чудесный летний день, и когда они мчались по автомагистрали, она чувствовала себя как оказавшаяся на свободе узница. Настроение поднялось: они пересекли реку Тамар и направились через пустошь Бодмин-Мур, затем спустились к самой южной оконечности Корнуолла.