Когда Рут обошла все барахолки и букинистические лавки и купила еды на обед, у нее уже болели ноги, поэтому она решила зайти в экомагазин в верхней части главной улицы, где можно было упасть на диван и выпить латте с куркумой, просто наблюдая за людьми. Молодые пары наполняли водой многоразовые бутылки и набирали овес в мятые крафтовые пакеты, уже не раз использованные; на них висели младенцы в слингах, их малыши виртуозно жевали полоски фруктовой шкурки без сахара, а сами они приветствовали друг друга, обменивались новостями и просматривали доску объявлений в сообществе. Неплохая жизнь. Она достала стопку брошюр агентов по недвижимости и принялась их пролистывать, как вдруг раздался голос:
– Извините, но это единственное свободное место, не возражаете, если я присяду?
На нее смотрела беременная молодая женщина с голубыми волосами и в малиновом комбинезоне. Рут убрала свои сумки, а она скинула рюкзак и села рядом. Несмотря на разницу в возрасте, между ними сразу возникло родство женщин, близких к родам.
– Я Эрин, тридцать две недели и, наверное, это девочка.
– Рут. Тридцать две с половиной. Мальчик.
– Вот это совпадение, – сказала Эрин. – А где планируете рожать?
– В больнице в Лондоне. А вы?
– Планирую водные роды в саду моей доулы, – сказала Эрин и указала на брошюры. – Вы потом переедете сюда?
Рут засмеялась.
– Ой, взяла их вот только что. Я сейчас одна и скоро буду искать дом или квартиру. Я выросла здесь, и мне стало интересно…
– Так возвращайтесь сюда! – воскликнула Эрин. – Это идеальное место для одиноких мам, здесь фантастически развитая сеть поддержки, много кружков и детских садов. В моей группе на курсах для беременных тоже есть одиночки, и мы ищем подходящее здание для коммуны мамочек – Мамунны, могу добавить вас в нашу группу в вотсапе, если захотите.
Рут ответила, что она суррогатная мать, поэтому ей это не подойдет. Когда она закончила объяснять обстоятельства своей беременности, Эрин смотрела на нее круглыми глазами.
– Ничего себе! Никогда раньше не встречала суррогатных матерей.
– Я тоже, пока сама ею не стала. – Рут улыбнулась.
– И вас совершенно не беспокоит, что придется отдать его дочери сразу после рождения? – с недоверием спросила Эрин.
– Таков уговор.
– А вы будете его кормить первые несколько дней?
– Нет, мне дадут лекарства, чтобы не было молока, – ответила Рут с большей невозмутимостью, чем от себя ожидала.
– О, я бы, наверное, так не смогла. – Эрин скривилась и схватилась за живот, как будто сама мысль об этом причиняла ей боль. – Мало того, что будет эмоциональная травма, но между вами порвутся химические связи. Нам как раз о них рассказывали на последнем занятии.
Рут поправила ее:
– Нет никакой химической связи. Этот ребенок вырос из эмбриона моей дочери и зятя, а не моего.
– Да, но ученые обнаружили, что клетки младенцев, которых мы носим, попадают в наш мозг и другие части нашего тела и остаются там навсегда. – Эрин размахивала руками, как будто что-то перемешивает. – Во время беременности мы с ними смешиваемся, с биологической точки зрения, так что после родов мы будем неразлучны.
– Я не встречала такое исследование, интересно, насколько оно популярно, – сказала Рут, почувствовав внутреннюю дрожь от беспокойства. Она посмотрела на часы и встала. – Мне пора. Удачи вам!
– И вам! Позвоните, если надумаете приехать. – Эрин записала свой номер на бумажной салфетке и отдала ее Рут. – Помните, все возможно! Главное – не бояться рисковать.
Шейла и Рут сидели на скамейке в саду Морраб-гарденс и с нездоровым наслаждением поедали еду из детства: корнуоллские пирожки с местными помидорами, потом булочки с шафраном, намазанные топлеными сливками. Шейла описала тяжелый получасовой визит к матери, которая подумала, что она новая опекунша, и вежливо, но твердо попросила ее уйти; в конце концов она начала волноваться, и лучше было оставить ее в покое.
– Я уже встретилась со всеми, с кем должна была, и не вижу смысла возвращаться туда завтра, так что с этого момента будем делать все, что ты захочешь.
В тот же день они поехали в “Минак”, открытый амфитеатр, высеченный в скале у деревни Порткарно. Они ездили туда со школьной группой на спектакль “Сон в летнюю ночь”, когда им было пятнадцать: Рут первый раз побывала в театре, и он очаровал ее на всю жизнь; в двадцать лет она сыграла на сцене роль леди Макбет в университетской постановке. Теперь она села рядом с Шейлой на гранитной плите у края обрыва. Толстые шмели зарывались в заросли рассыпанных по траве розовых армерий, за ними гналась вереница маленьких синих бабочек, а в небе отчаянно кричали серебристые чайки, бороздящие потоки теплого воздуха; ниже мерцало море, словно его поверхность была усыпана сапфировой крошкой.
Рут чувствовала, как вновь обретает часть себя, которую давно потеряла. Она повернулась лицом к солнцу и вздохнула.
– Хорошо-то как!
Она легла на траву и вытянула руки и ноги. Ребенок опустился в нижнюю часть живота, давление на диафрагму ослабло, и внезапно ей стало легче дышать.