Суррогатная мать

Он раскрыл ладонь: ее обручальное кольцо.

Она уставилась на тонкое золотое кольцо, вспоминая свою панику, когда сорвала его с пальца, изнуряющую жару, ощущение надвигающейся катастрофы.

– Я сняла его накануне рождения Яго. Все начало опухать, а кольцо перекрывало кровоснабжение. Оно застряло, и мне пришлось использовать масло. Сначала без кольца было странно, но потом я подумала, что оно мне больше ни к чему… – Она умолкла, заметив взгляд Адама.

Он протянул ей кольцо.

– Рут, ты выйдешь за меня замуж?

33

Они отпраздновали пятьдесят пятый день рождения Рут в обед, чтобы уложиться в строгий распорядок дня Яго и чтобы Адам успел на ужин для вступающих в должность судей. Рут сидела за кухонным столом на стуле с высокой спинкой, обложенная подушками, и разглядывала груду подарков. Она просила родных ничего не дарить – ей ничего не было нужно, – но они не послушались. Адам и Алекс сидели по обе стороны от нее, внимательные и чересчур заботливые; Лорен и Дэн сидели напротив, а Яго, словно трофей, восседал на столе перед ними. Они впервые за несколько недель собрались всей семьей.

Дэн чокнулся бокалом о ее стакан с водой.

– За Рут, благодаря которой наша семья…

– Пожалуйста, не надо речей.

Но Адам обнял ее за плечо и прочистил горло.

– Сегодня был крайний срок для родов, и ты родила на целых десять недель раньше. – Он посмотрел на Яго, затем снова на Рут. – Я так горжусь тем, что ты сделала. И то, как ты это пережила. И все…

Остальные смущенно отвернулись, как будто они говорили о чем-то личном. Алекс потянулась через стол, чтобы нарушить тишину.

– Мы все очень гордимся твоей бабушкой, правда, Яго? – Она погладила его по животу. – Да, гордимся.

Он ухмыльнулся и загукал, требуя еще ласки.

Лорен резко подалась вперед и взяла его на руки – вне зоны досягаемости для всех остальных.

– Он голоден, – объяснила она, расстегивая рубашку и прижимая лицо Яго к груди. Он без энтузиазма посасывал ее, затем выплюнул, выгнул спину и заплакал. Его плач пронзил Рут, по вискам заструился пот. Побежденная, Лорен переложила ребенка себе на плечо, и он успокоился.

– Он не привык к публике, – сказала она, покраснев.

– Я думаю, еще рано, Лори. – Дэн сверился с часами на телефоне. – В прошлый раз ты его кормила чуть меньше двух часов и двадцати пяти минут назад.

Алекс сказала:

– Может, отдашь его маме ненадолго, тогда мы вдвоем сможем пообедать за столом?

Лорен повернулась к Дэну; его кивок был почти незаметен, но Рут его уловила.

– Ничего страшного, – сказала Рут. – Подержи его у себя.

Но Лорен протянула ей Яго через стол.

Рут обняла его. Теперь он окреп, немного освоился в этом мире. Она сняла один из желтых носков, которые связала Алекс, и пощекотала его босую ногу мизинцем; он смотрел на нее снизу вверх, сощурив глаза от удовольствия. Она начала тихо петь, как когда он был внутри нее, и он впал в блистательный, струящийся транс. Рут чувствовала, как Лорен движется за ее спиной, настороженная и готовая вмешаться. Остальные выстроились вокруг нее, как фигуры, застывшие в масках, их улыбки натянулись, как гримасы. “Так будет всегда”, – подумала она про себя. Она поцеловала Яго в макушку и протянула его Дэну.

– Он хочет к папе, – солгала она.

Комната вернулась к жизни: Алекс и Лорен засмеялись, когда паста не влезла в сервировочное блюдо; они положили сверху нарезанные помидоры, листья базилика и немного оливкового масла, затем отступили, чтобы полюбоваться своей работой; Дэн держал Яго на руках, пока Адам фотографировал и приговаривал, что его внук действительно очень хорошо держит голову. Рут наблюдала за всеми: она чувствовала себя отстраненной и неуверенной. Это был год суматохи и смятения: будто ураган прошел через их жизнь. Обломки были расчищены, и внешне все было отремонтировано, но она чувствовала, как все меняется.

Лорен явно понимала, что боролась за право обладать Яго и победила. Теперь он был полностью ее, и ей доставляло ощутимое удовольствие делиться им лишь понемногу – даже доля Алекс была нормирована. Рут чувствовала, что ее собственная болезнь и немощь дали Лорен больше свободы, и она смогла выйти на авансцену. Рут довольствовалась тем, что притаилась за кулисами, пытаясь сделать себя настолько маленькой и жалкой, насколько это возможно, потому что она знала, что изначальная связь, которую она имела с Яго – цена его существования, – всегда будет грузом на душе Лорен.

Адам был на грани. В течение нескольких недель в больнице он с тоской говорил о том моменте, когда Рут будет чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы вернуться домой, и они снова смогут жить как пара после всех месяцев разлуки. Но Рут жаждала тишины и уединения. Большую часть времени она читала, писала, рисовала или гуляла одна у реки. Он все время говорил ей, что любит ее, но не был уверен, есть ли у них будущее. И она не могла ему ответить; вопрос был слишком важным, слишком сложным.