Суррогатная мать

По правде говоря, Рут все еще оправлялась от рождения Яго и долгой болезни. Не было слов, чтобы описать адскую смесь чувств, поэтому она не могла никому их объяснить. Время от времени галлюцинации возвращали ее в залитую кровью родильную комнату. Она была прикована к операционному столу, и люди в масках и халатах резали ее, вонзали пластик в горло, пока ее рвало и мучило. После тяжелых воспоминаний она восстанавливалась часами. Ее физическое состояние улучшилось, но она еще не смирилась с необратимым возвращением к менопаузе. Ночная потливость, провалы в памяти и перепады настроения будут продолжаться год, предупреждали врачи, может быть, дольше.

Она избегала зеркал все время, пока находилась в больнице, а когда вернулась домой, ей пришлось набраться храбрости, прежде чем впервые столкнуться со своим отражением. Она выглядела старше пятидесяти пяти, то есть старше, чем умудрялись казаться большинство состоятельных женщин ее возраста в Лондоне. Седовато-каштановые волосы обрамляли худое измученное лицо, а на верхней губе виднелся пушок; ее грудь и живот были подобны пустым контейнерам, сделанным из тонкого материала, который не вел себя должным образом; кожа была тонкой и мраморной, местами с сетью лопнувших капилляров. Толстый широкий шрам пересекал нижнюю часть живота, отмечая место, откуда сначала достали Яго, а затем и ее матку. Бедра обвисли от недостатка упражнений, а волосы на лобке побелели, как будто мучения последних месяцев довели их до седины.

Год назад она смотрела бы на это измученное заботой тело чужими глазами и дрожала бы от отвращения и ненависти к себе. Она бы привела себя в порядок, тратя время и деньги на все более частые процедуры. Это все еще было возможно. Вернуться к Лоренцо, вколоть ботокс и филлеры, снова накачать себя гормонами, представить, что она еще может родить. Но какой в этом смысл? Год ее повторного оплодотворения и омоложения был средством для достижения цели: рождения Яго; но в процессе она поняла, что назад уже нельзя. Это был путь к самоуничтожению, к суррогатной жизни, и шла бы она по нему, руководствуясь лишь никчемным тщеславием. Теперь, глядя на себя, она чувствовала смесь беспокойства и глубокого признания. Это тело было сморщенным и изрезанным боевыми шрамами, но оно было только ее. Замаскировать это значило бы отрицать, кто она такая, через что прошла и чего достигла. Ей пришлось забыть об ожиданиях других, о тех условностях, которые сопровождали ее всю жизнь, чтобы понять, какая она на самом деле. Пока еще не упущено время.

Она часто думала о Рут Яго, девушке, которая бесстрашно карабкалась по деревьям, бежала, как ветер, и повелевала волнами на пляже Марасион. Ее первичное “я”, не ограниченное менструацией, беременностью и родами, до того как фертильность накрыла ее своим огромным алым плащом, прежде чем все остальные “я” – студентка, жена, сотрудница, мать – взяли верх. Теперь, когда она, иссохшая от эстрогена, изо всех сил пыталась сориентироваться в новой жизни, какой она могла бы прожить следующие сорок лет, ей нужно было вернуть это юное создание, любопытное, честное, андрогинное и свободное, которое некогда было счастливо быть собой и жить для себя. Она все еще где-то там, сидит на линии прилива, ища в водорослях ракушки и агатовые камешки. Она ждет, пока ее найдут.

Благодарности

Я хотела бы сказать спасибо многим людям, помогавшим мне в исследовании, написании и редактировании этой книги.

Самая горячая благодарность: суррогатным матерям и родителям, которые согласились со мной пообщаться; женщинам, поделившимся своим опытом фертильности и бесплодия; доктору Валентайн Аканде, Рэйчел Брайт, доктору Стюарту Лэвери, доктору Джейн Макдугалл и доктору Саре Мартиндейл за помощь в медицинских или юридических исследованиях; а также доктору Саре Мартинс да Силва, доктору Юлии Городецкой, Тиму Лэнгтону и Сэйди Холланд, которые делились своими знаниями, читали рукопись и отвечали на бесконечные вопросы. Любые фактические ошибки, которые остались в тексте, только на моей совести.

В Университете Бат-Спа мне посчастливилось учиться у трех выдающихся и великодушных писателей: Мэгги Джи и Фэй Уэлдон прочитали первые главы, поддержали меня, давали неоценимые советы; Тесса Хэдли поделилась своим редакторским опытом и мудростью спустя многое время после окончания учебы. Мои однокурсники Ричард Кроу, Питер Кингстон, Бет Манн и Рэйчел Шорер прочитали отрывки из книги и помогали мне формулировать мысли.