Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века

Как только Давид вырос настолько, что мог обходиться без ее помощи, Сьюзен его бросила. «Сьюзен не носилась со мной, когда я был ребенком, – вспоминал Давид. – Я стал занимать больше места в ее голове, когда стал подростком»[662]. Мама не держала его на коротком поводке, что, с точки зрения подростков, является большим преимуществом. Она часто и надолго уезжала в Европу, оставляя сына с соседями или у друзей[663]. Когда он стал проявлять интерес к археологии в девятом классе, она спокойно разрешила ему поехать в Перу с приятелем своего возраста без какого-либо присмотра взрослых, снабдив его «именами людей, которых можно навестить в Лиме»[664]. Во время учебы в старших классах Зонтаг разрешила сыну посетить с друзьями Афганистан, Иран и Пакистан.

В ОТЛИЧИЕ ОТ ТОГО, ЧТО ЕЙ МОГЛА ДАТЬ «БЕДНАЯ МИЛДРЕД», СЬЮЗЕН БЫЛА ПОЛНА РЕШИМОСТИ СОХРАНИТЬ С СЫНОМ ОТНОШЕНИЯ И НИКОГДА НЕ ТЕРЯТЬ С НИМ СВЯЗИ.

«Ей был нужен человек, кто угодно, – говорил Кох. – И это желание самым серьезным образом распространялось на Давида. Она сделал все, чтобы он от нее никуда не делся». Когда он пытался убегать, она повторяла: «Я его перехитрю»[665].

В начале 65-го у Сьюзен начался роман с Джаспером Джонсом. Как и большинство ее любовников, Джонс предпочитал главным образом мужчин, и как в большинстве случаев, когда у Зонтаг был роман с мужчинами, эта связь была короткой. Точно так же, как большинство ее других любовников, Джонс был очень талантливым. «Мои интеллектуальные и сексуальные чувства всегда были кровосмесительными»[666], – говорила она.

Философские принципы Джонса и Зонтаг были близкими, и с первого взгляда можно было подумать, что философии Джонса и Уорхола тоже были недалеки друг от друга. Джонс и Уорхол родились в небольших провинциальных городах. Энди был на два года старше Джонса. Оба появились на культурной сцене Нью-Йорка в 50-х и оба придерживались традиции Марселя Дюшана, который находил предметы на помойке и волшебным образом перемещал их в музеи. Уорхол рисовал банки супа Campbell’s и бутылки Coca-Cola, Джонс – банки кофе Savarin и бутылки пива Ballantine.

Но если Уорхол отметал интерпретацию (для него портрет Элизабет Тейлор был портретом Тейлор и ничем больше), то Джонс замаскировывал внутренний смысл своих картин, которые было сложно интерпретировать не потому, что, как в случае Уорхола, в них не было внутреннего смысла, а потому, что художник этот смысл скрывал. «Я старался скрыть свою личность, психологическое состояние и чувства»[667], – говорил Джонс о ранних работах. Подобная «игра с масками» была одним из основных принципов творчества Зонтаг.

Картину 1954 году «Флаг» Джонс увидел во сне. «Больше никакая из картин не приходила ко мне во сне. Я должен быть очень благодарен такому сну! – говорил Джонс словами, которые вполне мог бы произнести и Ипполит. – Мое сознание с благодарностью приняло мысль из подсознательного»[668]. Если подойти близко к холсту, то кажущаяся цельной и однозначной картина как бы распадается, потому что на поверхность работы под слоем краски наклеены вырезки из газет. Внимательный наблюдатель будет пытаться понять общий смысл произведения, но, как и в случае с коробочками Джозефа Корнелла, не сможет этого сделать. Единственным понятным символом остается американский флаг, знакомое всем клише. Зритель попытается расшифровать сообщение на этом символе, но безрезультатно. «Наиболее интересным в творчестве Джонса является то, – писал критик Лео Штейнберг, – что он каким-то образом умел находить неинтересные предметы»[669]. В глазах Сьюзен «неинтересность» была большим достоинством, потому что предполагала отказ от легкого восприятия, связанного с коммерцией и развлечением.

«Самое интересное современное искусство является скучным. Работы Джаспера Джонса скучные. Беккет скучный. Роб-Грийе скучный. И т. д., и т. д. Может, искусство должно быть скучным. (Что совершенно не значит, что скучное искусство должно быть хорошим.) Мы уже не должны ждать того, что искусство будет нас развлекать или отвлекать. По крайней мере, не высокое искусство»[670].