Но сама природа мышления не означала принятие метафоры – лишь эстетический процесс превращения одного в другое. В романе много говорится о том, как люди расширяют и раздвигают свои эстетические взгляды, но как эти взгляды в себе ни развивай, это не сравнится с более брутальной реальностью природы, включая свою собственную.
«Кавалер считал себя, – нет, даже был, – посланником разума и внешнего приличия. (Ведь именно этому учит нас древнее искусство?) Это было не только доходное вложение и проявление жадной похоти коллекционера, но и мораль в этих камнях, этих обрывках, этих затемненных объектах из мрамора и серебра и стекла, образцах идеала и гармонии. Это была античность грубая, близкая к демонической, большей частью скрытая от ранних собирателей античных предметов. То, что он не находил в античности, то, что он не был готов видеть, он ценил в вулкане: странные дыры и пустоты, темные гроты, вершины и овраги, катаракты, ямы с камнями на дне, камни под камнями – мусор и насилие, опасность, отсутствие перфектности»[1322]
.В «Любовнице вулкана» мы наблюдаем грустную кончину Homo legens Бродского. Даже под самой хорошо отполированной поверхностью скрываются дыры. Искусство – это не просто бесполезное средство в смысле обучения доброте или морали, это продукт тех же демонических сил, вызывающих извержения страсти и политики.
Аскетический или метафоричный взгляд не просто приукрашивает. Он является безжалостным, в особенности к красивой женщине. Благодаря своей красоте Эмма попадает в общество великих людей, но платит за это потерей самой себя. Зонтаг пишет: «Она уже не знает, кто она такая, но знает, что поднимается вверх»[1323]
. Напряжение между персоной и человеком становится невыносимым после того, как появляется реальность.«Без моей красоты, без моей защиты любой может надо мой посмеяться»[1324]
, – говорит Эмма. Она начинает пить. Красоту проклинает старая пьяная потаскуха, женщина, которую уже нельзя коллекционировать, которая попадает на свалку истории. Возможно, ее покарали за ее коварство. Но на самом деле не за это:«Любовница вулкана» стала бестселлером, которого у Сьюзен раньше никогда не было. К ней пришел успех именно в области фикшн – области, в которой она мечтала его добиться. «Мне кажется, что я медленно развиваюсь, – говорила она. – Я постоянно задаю себе вопрос: почему для этого потребовалось так много времени?» Она решила, что раньше у нее «не было такой экспрессивности, внутренней свободы… Стыдно даже произносить такие избитые слова, как «зрелость», но, кажется, все дело именно в этом… Кажется, мои лучшие работы еще впереди»[1326]
.За исключением 80 страниц эссе «СПИД и его метафоры», роман «Любовница вулкана» был первой книгой после «Под знаком Сатурна», выпущенной 12 годами ранее. За эти годы успела измениться и культура, и она сама. Рецензии на роман были положительными, о романе писали в СМИ, и Зонтаг наслаждалась успехом. Она была счастлива, когда друзья говорили, что роман им понравился. Некоторым из них она отвечала так: «Отлично, тогда перечитай еще раз» или «Когда читаешь второй раз, то он еще лучше». Терри Кастел видел, что она радуется как ребенок: