Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века

Занимавшаяся иностранцами сотрудница Министерства информации Сенада Кресо вспоминала о другом удивительном подарке от Сьюзен, от которого Сенада почувствовала себя обычной женщиной, а не жительницей блокадного города. Многие иностранцы привозили ей в подарок продукты, а Сьюзен появилась с «огромным флаконом Chanel № 5. С того дня я обожала ее не только за то, что она писатель»[1405].

Изудин Байрович тоже помнит доброту Сьюзен:

«В день рождения моей дочери, 18 августа, Сьюзен пришла на репетицию с арбузом. Я не в состоянии описать то, что мы почувствовали при виде арбуза. Я просто не верил своим глазам. Когда она узнала, что это день рождения моей дочери, она дала мне половину. Это было лучше, чем выигрыш в лотерею. Словно мне подарили новый Mercedes, нет, даже что-то больше! Когда я вернулся домой с половиной арбуза, все были в шоке»[1406].

Одним из наиболее трогательных документов, содержащихся в архивах Зонтаг, является рисунок арбуза с белыми и зелеными полосками. Над картинкой детским почерком написано: «Сьюзен – наш большой арбуз!»[1407]

«Я ИЩУ СВОЕ СОБСТВЕННОЕ ДОСТОИНСТВО. НЕ СМЕЙТЕСЬ», – ПИСАЛА СЬЮЗЕН В ДНЕВНИКЕ.

В Сараево, в котором люди «проводили значительную часть дня, следя за тем, что их туалет исправно спускает воду и ванная комната не превратилась в клоаку»[1408], она вела себя в соответствии с этой фразой. Сьюзен считала, что культура в состоянии помочь жителям Сараево побороть унижение и страх. «Схожу за водой», – говорила известная драматическая актриса Инес Фанкович, исполнявшая роль Поцо.

«Но было бы ужасно считать саму себя водоноской. Когда я работаю в театре, то забываю обо всем остальном. Я забываю о том, что каждый день мне надо поднять в квартиру от 30 до 50 литров воды, забываю о том, что боюсь снарядов, а я их очень боюсь»[1409].

В течение жаркого и голодного лета 1993 года Зонтаг и актеры работали по 10 часов в день. В первой постановке пьесы в Париже, режиссера Роджера Блина, кстати говоря, друга Арто, присутствует очень простая, базовая хореография, так же как и в сараевской постановке. Впрочем, в Сараево эта хореография была скорее вынужденной необходимостью.

«Мы играли при свечах [рассказывал Гламочак]. У нас было два небольших прожектора, питавшихся от генератора, но иногда мы не могли достать бензин. Тогда мы принесли много свечей и сделали масляные лампы. Так что мир Беккета был очень похож на наше здесь и сейчас».

Но в этом «здесь и сейчас» оказались сложности, которых Беккет совершенно не мог предугадать. Некоторые из них носили исключительно технический характер: «Отсутствие периферического зрения при наличии дневного или электрического света. Из-за этого они не могли одновременно снять цилиндры»[1410], – писала Сьюзен. Некоторые сложности объяснялись озлобленностью актеров из-за недоедания. Несмотря на то что Сьюзен пыталась «подкармливать» членов своей труппы, они все же были слабы и во время перерыва тут же ложилось отдохнуть. «Еще один признак утомления: им было сложнее запоминать реплики, чем другим актерам, с которыми я работала».

«Они забывали свои реплики также из-за беспорядка и страха[1411], и страх актеров не был надуманным. Однажды по Сараево выпустили 4000 снарядов в день, в другой день, 30 июля, всего один снаряд, который убил Влайко Спаровало – известного актера, часто исполнявшего роли в пьесах Шекспира. Вот как Байрович описывал день, когда о смерти Спаровало узнали актеры труппы Зонтаг: