«Пришла Сьюзен и спросила, чувствуем ли мы в себе силы сегодня репетировать. Я был единственным, предложившим отменить репетицию. Все остальные хотели работать, и Сьюзен с ними согласилась. Наверное, в тот день у меня было очень скверное настроение, может, все они были правы. В городе каждый день кого-нибудь да убивали»
[1412].
Актеры чувствовали значение того, чем они занимаются. Ни в каком другом месте на Земле не была возможна постановка драмы в стиле Арто, если под этим стилем понимать «мир жертв чумы, который Арто считал важнейшим предметом изображения в современной драматургии»[1413]
. Велибор Топич, исполнявший роль Эстрагона, так описывал то, что думали актеры:
«Обмануть зрителей было невозможно. Ты сам не знаешь, будешь ли жив через пять минут или на следующий день. Так что никого не обманешь и в этой ситуации, когда не знаешь, будешь ли жив завтра, чтобы снова стоять на сцене, приходится играть на максимуме своих способностей. Я играл для слепых детей, в больницах, где на первом этаже ампутировали ноги, люди в буквальном смысле умирали, кричали, когда я исполнял свою роль»
[1414].
Вот в каких условиях шли репетиции и потом показывали постановку. Сьюзен внесла в текст значительные изменения. Владимир и Эстрагон превратились в три пары: мужчина и женщина, мужчина и мужчина, женщина и женщина. В результате пьеса стала слишком длинной, и за семь дней до премьеры Сьюзен решила выбросить весь второй акт. «Второй акт остался в голове зрителей и в наших головах. Может, во втором акте мы могли бы просто посидеть и подождать со зрителями в ожидании того, что произойдет и кто будет что делать», – вспоминал Гламорач.
Решение Сьюзен объяснялось практическим соображениями. «Как я могу заставить зрителей сидеть на месте два с половиной часа в зале без туалета и воды?»[1415]
Кроме этого были, и соображения другого толка:
«Я подумала о том, что отчаяния первого акта будет для зрителей Сараево вполне достаточно, и не хотела их расстраивать тем, что Годо не появляется и во втором… «В ожидании Годо» – это иллюстрация того, как чувствуют себя жители Сараево: брошенными, отвергнутыми, голодными, ждущими того, что посторонние силы их защитят. Здесь очень своевременна постановка «В ожидании Годо», акт первый»
[1416].
Спектакль имел успех у жителей города, говорил Гламочак:
«Она сделала фантастическую постановку. Ей удалось создать представление, происходящее здесь и сейчас из чужого текста, написанного за много лет до того, как мы его сыграли»
[1417].
Сенада Кресо говорила, что символизм пьесы поняли как «историю наших жизней». Продюсер Адемир Кенович (продолжавший в годы войны снимать кино) говорил, что тот, кто видел эту постановку, никогда ее не забудет.
«Она дарила надежду, и когда что-то является сильным, то во время войны оно становится в сотни раз сильнее. Что-то хорошее становится в сотни раз лучше. Психологическое значение постановки было ОГРОМНЫМ. Сьюзен Зонтаг рассказывает о том, что происходит здесь и сейчас! Все было гораздо более масштабным, чем вы можете себе представить»
[1418].