«Существованья ткань сквозная…»: переписка с Евгенией Пастернак, дополненная письмами к Евгению Борисовичу Пастернаку и его воспоминаниями

1

Да будет свет – лиловый полдень леса.

Мачтовых сосен бронзовый отвес
Стоит опорой синему навесу.
Прозрачно звонок в эту осень лес!

Неяркий свет, как сумрак мирозданья,

Ничем не обусловленного дня,
Который завершится в урагане
Или затмится, синеву храня.

Ковер душистых трав таит дубрава,

Цветет лиловый вереск, мох растет, —
Былинка каждая полна сознаньем права
На свет и неизменный обиход.

Развитие без воли непреклонно,

Сторицей восполняется урон,
И вольно жить природе по законам,
Свободным от резонов и препон.

2

Блажен художник, чей талант – вниманье.

Исполнено животворящей волей
Все, что он сделал, – Божие созданье,
Как зверь и птица, как река и поле.

Оно реально не законом копий, —

Подобья мертвого изведанным явленьям,
А верностью вселенной – в полном скопе
Движений жизни к новым откровеньям.

Естественно, как зов иль возглас боли,

Необусловленно и откровенно,
Кристаллизованной земною солью
Выходит мысль из векового плена.

Он не творец, а инструмент, что поднят.

Не вольный быть виновным или правым,
Блажен творящий именем Господним
И верою – не замыслом лукавым.

3

Настанет день тоски и боли смертной.

Волна стенаний хлынет за порог
С крыльца в озноб и оторопь рассвета.
Конец мучителен и безнадежно строг.

Так входит смерть, и пустота без края

Нас окружает – тот бесцветный свет,
В котором мысль следа не оставляет
И для поступков оправданья нет.

4

Идущих шаги – это шорох морского прибоя,

И ребра ладьи похоронной до боли врезаются в плечи.
Ни капли участия эти мгновенья не стоят,
Все кончено – ты неизменен и вечен.

Корявые ветви деревьев качает над мертвою зыбью,

И путного слова друзья не промолвят на сходке.
Чужое волненье, – никчемная оторопь рыбья.
И грохот земли по бортам перевернутой лодки.

5

Не дышит горизонт, застыло море

Туманное, белее молока,
И сушь песка уже с дождем не спорит,
И каплет время с мокрого сука.

Страницы писем в каплях слез, струится

Слепая влага, всхлипом раздвоен
Разбег полей, и сосен вереница,
Платки у лиц, и кладбища границы,
И свежее надгробие твое.

Намокших листьев спутанная мякоть,

Ветвей слезоточивый купорос.
Не думать, не глядеть и вечно плакать
С деревьям – не утирая слез.

6

Над полем и соснами – вечный покой,

Недвижный небесный шатер голубой
Недремлющий ветер и солнечный свет
И в нем ни ответа, ни жалости нет.

7

Что делать нам – осиротелым?

Проходят дни, уходит год.
Глядишь – столетье пролетело,
Переменился обиход.

Живая память быстротечна,

Ее не заготовишь впрок.
Самим собой пребудет вечно
Блестяще сделанный урок,

Как жизнь от домыслов далекий,

Без одобрений и прикрас,
Способный ждать любые сроки
Всеобщего признанья час.

И нам не выдумать преданье,

И близости не передать,
И памятников очертанье
Я не могу предугадать.