Сущий рай

— Или, может быть, Москва? — злорадно подсказал мистер Риплсмир.

— Опять-таки — почему нет? — не сдавался Крис. — В конце концов, они строят будущее, а не живут паразитически за счет прошлого.

— Вандализм! — вскричал мистер Чепстон.

— Возмутительно! — возопил мистер Риплсмир.

Блюдо перепелок под виноградным соусом и бутылка могучего Шато Го-Брион 1911 года отвлекли внимание этих гастрономо-софистов от еретических суждений Криса. Они чавкали и смаковали с превеликим усердием. После бокала этого вина Крис утратил последние остатки скромности.

— Нелепость? — возмущенно сказал он. — Нелепость — это наше общество. Вот мы сидим здесь, за этим пиршеством Тримальхиона, за этой бессмысленной демонстрацией расточительности, в то время как миллионы людей даже в нашей стране не могут наесться досыта.

— Дорогой мой! — сравнение с Тримальхионом глубоко оскорбило мистера Риплсмира. — Какие ужасно неприятные вещи вы говорите! Разве это необходимо? Разве это вежливо? Зачем нарушать гармонию нашего вечера подобными циничными заявлениями? И потом, я этому не верю. В наши дни никто не голодает.

— Быть может, у нас не умирают с голоду или непосредственно от истощения, возможно, — сказал Крис. — Но если вы не знаете, что миллионы людей недоедают и доведены вследствие этого до почти нечеловеческого состояния, — тогда вы ничего не знаете!

— Я отказываюсь этому верить, — сказал мистер Риплсмир в сильном волнении, тогда как Крис упрямо отказывался замечать знаки мистера Чепстона, который призывал его к молчанию.

— Вы могли бы найти сколько угодно примеров не дальше чем за милю от этого дома, — упорствовал он.

— Решительно, нынешняя молодежь преступает все правила приличия, — сказал мистер Риплсмир, обращаясь к своему старшему собутыльнику. — Они вечно ноют, они действуют мне на нервы. Вы знаете, как я чувствителен, вы знаете, что одна только мысль о страданиях терзает меня. Успокойте меня, дорогой мой, успокойте меня. Я не смогу проглотить ни крошки, пока меня не успокоят.

— О, я уверен, что дело обстоит вовсе не так уж плохо, — неопределенно сказал мистер Чепстон, хмурясь по адресу Криса. — В конце концов, ведь существуют же пособия, и благотворительность, и… и все такое. Он преувеличивает.

— Вы так думаете? Вы так думаете? — с живостью спросил мистер Риплсмир. — Я верил, что все эти проблемы разрешены раз и навсегда. Не дальше как на прошлой неделе здесь был епископ Бемчестерский, и я просто умолял его, чтобы он сказал мне всю правду о своей епархии, и он заверил меня, что сейчас нет подлинно нуждающихся, которые не получали бы всего необходимого.

Подали шампиньоны в сырном соусе с шато-лафитом 1904 года. Крис чувствовал, что лицо у него пылает, а в ушах стоит легкий звон. Мистер Чепстон продекламировал отрывок из пиндарической оды к бутылке, которую он никак не хотел отпускать от себя. Выпив еще один или два бокала, мистер Риплсмир пришел в настроение патетическое и благочестивое.

— Дорогой мой, иногда мне кажется, что я зажился на свете, — сказал он, обращаясь к мистеру Чепстону. — Не понимаю я этого нового поколения. И, откровенно говоря, не очень-то к этому стремлюсь. У них нет ни воспитанности, ни остроумия, ни моральных устоев, ни идеалов, ни веры, ни Бога.

— Может быть, вернее было бы сказать, что у них нет денег? — вмешался Крис. — Будь у них деньги, все остальное приложилось бы.

— Вот, вот! Неприкрытая грубость и цинизм! Сейчас, когда мы наслаждались этим скромным небольшим обедом…

— Этим чудом тонкого вкуса и гостеприимства, — с поклоном вставил мистер Чепстон.

— Вы слишком добры! — мистер Риплсмир ответил поклоном на поклон. — Так вот, вместо того чтобы оскорблять наши лучшие чувства неуместными упоминаниями о canaille, [23]разве не мог бы наш юный друг принять все это с благодарностью? Его рассуждения — это чистейшее пуританство, хуже того, атеизм! Он бросает вызов Провидению. По милости Провидения мы вкушаем здесь вкусную полезную пищу. Что ж в этом плохого? Разве Создатель не наш отец? И кто запретит отцу питать своих детей?

— Тогда зачем же он позволяет столь многим из них голодать? — спросил Крис.

На столе появились большие серебряные корзины с парниковыми фруктами, орехи, графины с портвейном и ликером.

— Мне это современное атеистическое позерство ненавистно, просто ненавистно, — сказал мистер Риплсмир передергиваясь. — Это должно быть позерство. Это не может быть искренне. Как могло бы все существовать без Бога? Даже наука признает это. Существуют всемирные законы, говорит наука. А как они могли бы существовать без всемирного законодателя?

Крис расхохотался от всей души.

— Кто вдохнул в нас дух живой? — продолжал мистер Риплсмир почти слезливо. — Кто наделил нас бессмертной душой? Когда я думаю о чуде своего собственного бытия, я не могу представить себе этого без участия силы и благости Божьей!

— А я могу, — сказал Крис. — Вы не читали Нидхема о тритонах и головастиках?